Эпизод первый. Во сне я иду пешком по автомобильной дороге, а по бокам, как грибы, мгновенно вырастают двухэтажные дома. Проходит несколько секунд, и я замечаю, что дорога, на которой я нахожусь, не автомобильная: подо мной шпалы и стальные рельсы. Я поднимаю голову, оборачиваюсь – и сейчас же перед моими глазами появляется поезд. Он уже ближе, чем на середине пути до меня. Даже странно, что я не слышал его раньше и замечаю только теперь.
Наперерез поезду несётся грузовик с двумя прицепами. Только теперь я замечаю, что на пересечении путей установлен шлагбаум. Но он не автомобильный, а – железнодорожный! В прямом смысле слова: преграждает движение составу. В это время грузовик приближается к полотну, а из-за угла появляется несущийся на огромной скорости поезд.
Несмотря на молниеносность происходящего, я отчётливо вижу машиниста – это Олег Зарницкий. В реальности он победитель конкурса едоков майонеза на скорость. Рядом с ним в рубке ещё двое, но они как будто в тени. Поезд в одно моргновение достигает шлагбаума, как на полном ходу в первый вагон врезается грузовик. Вокруг всё взрывается и начинает гореть.
Поезд едет дальше, обесточенный и неуправляемый, и горит. Периодически то на крыше, то по бокам возникают человеческие силуэты, пытающиеся потушить пожар. Лучше всего в памяти закрепляется человек, борющийся со стихией на задней платформе последнего вагона: он открывает люк цистерны, но оттуда вырывается пламя и поджигает мужчину; тогда он закрывает люк, и бушующий огонь скрывается внутри. И так происходит несколько раз.
Эпизод второй. Сегодня премьера. Провинциальный театр презентует новую, довольно неожиданную и, скажем так, нетрадиционную постановку. На сцене происходит очень странное действо: человек пятнадцать актёров на протяжении всей пьесы не произносят ни слова – они бегают и прыгают по сцене, все в разноцветных халатах, напоминающих японские, и мимикой передают чувства и эмоции.
В зрительном зале я сижу ряду в десятом, на ближнем месте к центральному проходу. Рядом со мной мой одноклассник. Мы не переговариваемся между собой и, по всей видимости, различно воспринимаем происходящее. Мой сосед откровенно скучает. Я же постоянно испытываю ощущение тонкой, но сильной мистериальности, экзальтированности всего происходящего. Для меня это выступление – событие чрезвычайной внутренней важности.
Неожиданно не только для зрителей, но, кажется, и для самих актёров из правых кулис появляется женщина и произносит первые слова за прошедшие полчаса. Она что-то говорит про Дмитрия Донского, и после этой фразы весь зал (все довольно молодые люди) буквально вскакивает со своих мест следовать в буфет, однако все стоят. На сцене в этот момент солирующий актёр замирает, внимательно глядя на зрителя и боясь далее выступать для пустых кресел; но спектакль продолжается. Спустя несколько секунд «любители театра» разворачиваются и поспешно выходят. В зале я остаюсь один.
Неожиданно подо мной проламывается кресло, и я оказываюсь в комическом положении человека кое-как сидящего, но в любой момент могущего провалиться в геенну огненную. На мгновение я замираю в воздухе, держась одними локтями на боковых ручках, но слышится грозный и зловещий хруст, и со словами: «Ну, если уж кресло сломалось, то я пойду» – ухожу прочь.
24.06.2004