Село солнце да за-а Гимала-аи,
Чтоб назавтра вновь взойти.
Придёт йогин на кладби-ище
Отсекать привязанности.
Песня «Кладбище» – одна из самых мрачных не только на альбоме «Навигатор» (1995), но и, пожалуй, во всём творчестве «Аквариума». Здесь описывается страшный ритуал, практикуемый йогином. Йогин – тот, кто исповедует тибетский буддизм. В данном контексте, очевидно, его можно воспринимать и как саньясина – аскета, который сознательно воздерживается от постоянного места жительства и странствует без определённой цели. Но здесь йогин вовсе удаляется на кладбище для не совсем ясной цели – «отсекать привязанности».
У него труба из кости,
Он начнёт в неё трубить.
Созовёт голодных духов –
Их собой поить-кормить.
Как понимать всё описанное? Это буквальные отсылки или очередная гребенщиковская фантазия? В интервью 1995 года музыкант вспоминал, что написал песню в Катманду: «Куда ни посмотри, вокруг тебя Гималаи кольцом. Я сижу и автоматически регистрирую с привычной лёгкостью: «Сидит йогин»… Ну солнце село, что дальше? «Идёт йогин на кладбище». Вполне для буддистов ясная история. Существует такой обряд: рвущийся к просветлению буддист приходит на кладбище, дудит в берцовую кость и созывает духов, чтобы они его съели. И они вместе с его телом съедают все заблуждения, огрехи, глупости, неправильности. А поскольку душа неуничтожима, то и нормально. Он всех привязанностей лишился и вот чист, просветлён». Собственно, как и в тексте:
И к утру он чист-безгрешен,
Не привязан ни хрена.
Практика отсекания привязанностей – традиционная для тибетского буддизма. Сравните отрывок из книги Оле Нидала «Открытие алмазного пути», где описывается столетний монгольский лама-йогин: «Его главной практикой был Чёд – «отсечение», захватывающая медитация, убивающая корень привязанности. Под аккомпанемент чрезвычайно красивого ритмичного пения и при музыкальной поддержке большого ручного барабана, колокольчика и трубы из бедренной кости в этой медитации практикующий мысленно жертвует собственное тело голодным духам и прочим бедствующим существам, а ум отсылает Ламе. Это – практика, используемая в старых школах тибетского буддизма».
Оле Нидал так характеризует практику отсечения: «Переживания в процессе этой медитации могут быть самыми впечатляющими. Сначала привлекаемые энергии появляются в воображении медитирующего, но затем он действительно видит их. И тот, кто освоил это всеобъемлющее отсечение привязанности, может потом только смеяться над всем, что обычно вызывает в людях страх и подавленность. Монгольский лама предложил научить нас этой практике, не откладывая дело в долгий ящик, что было большой честью. Всё, что от нас требовалось, – это провести с ним 6 месяцев на местных кладбищах».
Приведённые описания отсечения привязанностей проливают свет на текст песни. Однако «Кладбище» заканчивается возвращением к российским реалиям: «Ох, мы тоже трубим в трубы, у нас много трубачей…». В упомянутом интервью Борис Борисович, между прочим, замечает: «Сижу себе, слушаю [то, что приходит в голову], и вдруг строчки про родину. Совсем не моё, я так не умею говорить. Но что я могу поделать… даже в Катманду…».
И, кажется, что Гребенщиков вскрыл такие пласты, которые характерны не для той или иной эпохи, а для ощущения российской истории в целом. Получилось довольно печально:
Столько лет – а им всё мало.
Неужель мы так грешны?
Ох, скорей бы солнце встало
Над кладбищем моей родины…
Присоединяйтесь ВКонтакте
Именно эта запись в VK
Читайте также: «Мой Ясный Свет»: ощущение смерти в песнях БГ 2008–2020 годов
#Мир ловил меня, но так и не поймал | #Я встретился с Миком Джаггером | #С тех пор я стал цыганом | #Стану пиратом и буду рад | #Etoile de la Mer