Танатоходец. Глава 3

Зелёный Ад

Январь прошлого года

Секретари суетливо поднесли кожаные папки с золотой окантовкой двум своим начальникам, восседавшим за величественным столом девятнадцатого века в богато украшенном конференц-зале. По внешности руководителей было, впрочем, весьма сложно догадаться об их высоком статусе. Первый – довольно упитанный немец в дружелюбно-овальных очках и с лысиной, казавшейся отогретым на солнце кругляшом посреди подёрнутых инеем седины редких волос, – почти тридцать лет руководил единственной в регионе атомной электростанцией. Второй – всегда полугрустный финн, чьё внешнее сходство с Есениным нарушала лишь копна насыщенно-рыжих волос, – был главой крупнейшего в северной Европе научно-инновационного центра в области защиты окружающей среды.

Более двух часов закрытого совещания двое этих господ, консультируясь со своими помощниками, обсуждали условия сделки на сумму в полтора миллиарда евро. Несмотря на то, что все детали договора самым доскональным образом обдумывались в течение прошедшего полугода, была выпита не одна чашка двойного эспрессо, прежде чем стороны пришли к согласию. Теперь дело оставалось за малым, но в то же время снимающим камень с плеч шагом – поставить подписи в документах. Боссы не без облегчения переглянулись, вежливо улыбнулись и склонились над бумагами. Томившиеся в ожидании развязки золотые перья Parker были торжественно занесены над белоснежными листами с чёрными следами строк.

Напротив «Вильгельм Зюдмайер» добродушный немец педантично надписал «WZ» и череду загадочных закорючек и точек. Напротив «Юри Комулайнен» бесстрастный финн скромно оставил свою фамилию и закрыл папку. Под вздохи нескрываемого облегчения в зале директора поднялись со своих мест, крепко пожали друг другу руки и обменялись документами. Аудитория разразилась аплодисментами. Несколько секунд начальники так и стояли, не размыкая ладоней и улыбаясь присутствующим, но вскоре разъединились и передали папки помощникам, которые всё это время стояли рядом в готовности немедленно выполнить любое поручение.

Аплодисменты ещё стихли не стихли, как Зюдмайер поднял руку, потребовал внимания и обратился к своему коллеге со словами:

– Дорогой Юри! Месяцы напряжённой работы принесли свои плоды! Благодаря Вашему согласию сотрудничать мы находимся на пороге технологического прорыва в области безопасности нашей электростанции и надеемся послужить хорошим примером для многих других объектов энергоснабжения! Впереди нас ожидают непростые трудовые будни, которые – я уверен! – принесут ожидаемые дивиденды! Но сегодня, в этот знаменательный день, я хотел бы немного отвлечься ото всех забот!

Дорогой Юри! Я знаю, что вы являетесь большим любителем спортивных автомобилей и автогонок. Мы не могли принять Вас здесь, в земле Райнланд-Пфальц, и не пригласить на знаменитое кольцо Нюрбургринга! – По всей видимости, финн, действительно, не ожидал такого предложения и просто растерялся. – Кроме того, концерн «Мерседес» любезно согласился предоставить – Вам, для Вашего заезда по трассе – свою новейшую разработку! Самый мощный автомобиль марки в мире! Весь завтрашний день, в Вашем полном распоряжении… – здесь Зюдмайер сделал выжидательную паузу, – «Мерседес» от одного из тюнинг-ателье мощностью – на секундочку! – 1015 лошадиных сил!!! Больше, чем у легендарного «Бугатти-Вейрон»! Позвольте, в знак глубокой признательности и благодарности, пригласить Вас завтра, Юри, испытать этот премиум-болид на его величестве Нюрбургринге!

Финский новатор опешил, потерянно улыбнулся и добрую половину минуты позволял весьма больно сжимать немцу свою руку. Зюдмайер, очевидно, оказался доволен произведённым эффектом и решил «добить» компаньона достоверной информацией, шутливо оброненной на закуску:

– К сожалению, максимальная скорость ограничена на отметке в 350 километров в час…

Юри нелепо усмехнулся. Так нервически и в высшей степени неадекватно смеётся счастливчик, только что выигравший в лотерее миллион. Так еле сдерживает себя победитель какой-нибудь престижной премии, упавшей на него прямо с неба. Так, наверно, необъяснимо блеял средневековый юродивый, когда его торжественно вели на казнь. Юри растерянно смотрел по сторонам, а когда пришёл в себя, то с головой погрузился в обсуждение деталей автомобиля и заездов. И на общих фотографиях, сделанных в честь заключения крупной сделки, губы финна всегда стремились к уху Зюдмайера, который улыбался, как кот, и изредка обнимал и успокаивал взбудораженного коллегу.

Разумеется, всю следующую ночь Комулайнен почти не спал. Ворочался с бока на бок, мучимый яркими образами завтрашней гонки, и представлял, как прочие машины, словно мушки, уменьшаются в зеркале заднего вида. Хитрый Зюдмайер – вот ведь немецкая натура – не сообщил финну даже цвет «Мерседеса». И теперь Юри сгорал от нетерпения увидеть этот шикарный автомобиль, меняя в своих фантазиях его окраску с погребально-чёрного до серебристо-зеркального, и каждый раз приходил к выводу, что «Мерседес», пожалуй, единственная марка в мире, которой подходит вся возможная палитра, доступная человеческому глазу.

Под утро Юри задремал. В его неспокойных снах на головах пилотов сверкали стальные, боевые шлемы, а рычаг переключения передач служил рукоятью меча, который можно было в любой момент выхватить, чтобы на полном ходу срубить ненавистного противника. Негромкая мелодия созревшего для сигнала будильника, впрочем, моментально подняла мечтателя на ноги. Финн быстрее обычного привёл себя в порядок, оделся и отправился на знаменитую «Северную Петлю».

Путь от гостиницы до трассы занял менее получаса. В начале восьмого, почти за час до оговоренного времени, Юри Комулайнен – бодрый и радостный – бродил уже вдоль гаражных боксов, оценивал машины приезжих со всего света автолюбителей и раз за разом просматривал конфигурацию Нюрбургринга на купленной за 5 евро карте.

147 быстрых и медленных поворотов на протяжении 23-х километров «Зелёного Ада», как о Нордшляйфе[1] выразился легендарный Джеки Стюарт. Все эти хрестоматийные сведения финн и так знал наизусть. Но вот один абзац в описании трассы привлёк его внимание особенно. «Самый медленный и, пожалуй, популярнейший поворот Нюрбургринга, – говорилось в издании, – называется «Каруселью Караччиолы», в честь легендарного довоенного гонщика Рудольфа Караччиолы. Однако наибольшую известность «Карусели» принёс аргентинский «Маэстро» Хуан Мануэль Фанхио, который в своих интервью признавался, что перед входом в этот слепой поворот он всегда целился на самое высокое дерево». Юри ухмыльнулся, свернул карту и пошёл к бизнес-центру, где они договорились встретиться с Вильгельмом Зюдмайером.

Ровно в восемь утра перед въездным шлагбаумом показался ослепительно-белый, с коралловым отливом, «Мерседес», который интеллигентно шелестел шинами по тщательно вычищенному от снега асфальту. Добродушный немец приветливо помахал рукой с пассажирского кресла, а водитель припарковался прямо перед ликующим Юри. Зюдмайер вышел из машины и торжественно поздоровался со своим гостем:

– Вот! – довольно объявил немец. – Сегодня этот тысячный табун в Вашем полном распоряжении, весь день!

Внешний вид автомобиля явно превзошёл все ожидания финна, потому что он за всё время перечисления технико-тактических характеристик «Мерседеса» не проронил ни слова – только кивал головой и громко выдыхал, когда слышал какую-нибудь очередную фантастическую деталь.

– Это знаменитый SL65, – продолжал свою пространную тираду Зюдмайер, словно купец, расхваливающий драгоценный товар, – от тюнинг-ателье MKB. Шестилитровый двенадцатицилиндровый мотор. Крутящий момент ограничен электроникой, иначе трансмиссия не смогла бы «переварить» мощность двигателя. До сотни этот красавец разгоняется за три с половиной секунды, до двух – за девять. Разумеется, перенастроены коробка, подвеска и тормоза. Данный экземпляр – только что из мастерской, специально для Вас, дорогой Юри: пробег всего триста километров…

Зюдмайер ещё долго пересказывал кататоническому Юри, у которого от восхищения отвисла челюсть, разные интересные сведения. Финн, как болванчик, кивал головой и не останавливаясь ходил вокруг машины, которая быстро успела стать предметом общего внимания. Горящие фары говорили об агрессивном характере этого зверя, которого предстояло ещё приручить: один косой взгляд в его сторону – и он мог ракетой прорезать воздух и стереть обидчика в порошок в мясорубке своей трёхлучевой эмблемы. Длиннющий капот скрывал пламенное сердце этого монстра, а покатая крыша плавно переходила в миниатюрный багажник, куда бы смогла вместиться разве что упаковка валокардина.

Аристократические фонари сзади (отчего-то напомнившие Юри нижнее бельё его молодой жены – странная ассоциация), как бы явно намекали: «если ты нас видишь, значит, мы тебя только что обогнали», – и в фантазиях финна исчезали где-то далеко впереди. Лезвиеобразные диски огромных колёс, пока ещё смирно покоившихся на месте, могли бы, пожалуй, разрубить стальной якорный трос, если какой-нибудь храбрец осмелился их хорошенько раскрутить. В целом, машина производила впечатление молнии, воплощённой в металле и покорно застывшей для своего счастливого обладателя. Впечатление это ещё больше усилилось, когда Юри сел за руль и несколько раз утопил педаль газа, на что двигатель ответил яростным гулом, а выпускная система взбрыкнула копытами своих четырёх выхлопных труб.

Радостный финн с энтузиазмом едва устроился в жёстких сиденьях, не терпящих прогульщиков фитнес-клуба, как его блаженство было прервано Зюдмайером:

– Нет-нет! Сначала инструктаж, а потом ещё и переоблачение! Это очень важно: огнеупорный костюм, шлем – это Ваша безопасность.

Скрепя сердце, Юри покинул салон покорившей его машины и вместе с немцем направился к зданию, на которое тот указывал. Внутри господин Комулайнен выслушал весьма подробные инструкции мастера по подготовке пилотов и оделся в гоночную амуницию, которая показалась финну довольно сковывающей. Впрочем, все неудобства обещали быть полностью возмещены заездом, ради которого, собственно, Юри сюда и прибыл. Поэтому он быстро поблагодарил коллегу за роскошный подарок и едва ли не побежал к уже ожидавшему его гипергепарду в обличии машины.

Водитель Зюдмайера подогнал «Мерседес» ко входу и оперативно уступил своё место финну. Юри устроился получше и пристегнулся четырёхточечными ремнями. Специалисты настроили связь с боксом. Юри надел наушники и опробовал соединение.

– Попробуйте сцепление, – наставлял его инструктор через опущенное стекло, – оно очень резкое, к нему надо привыкнуть. Газ тоже: если с ним переборщить, вас безжалостно вдавит в сиденье. И помните важную вещь: трасса хоть и очищена от снега, но шины всесезонные, не шипованные, попадёте на ледяную корку на краю – тут же вылетите в отбойник! А в остальном – проехайте тренировочный круг, почувствуйте трассу и пока не торопитесь! Освоитесь – и через пару-тройку кругов испытайте наслаждение от этого монстра! Старт! – лаконично заключил он и хлопнул ладонью по крыше.

Юри поднял стекло и вставил в разъём аудиосистемы провод от телефона, в котором хранилась его любимая музыка, после чего перегазовал и тронулся с места. Сцепление, действительно, оказалось резким, работать с ним нужно было осторожно. К тому же мотор был настолько резв, что неподготовленный водитель мог бы даже потерять сознание от невероятных перегрузок. Первый же поворот, пройденный на сравнительно невысокой скорости, дал о себе знать налившейся тяжестью в шее. Но все эти неудобства были финну приятны. Он с удовольствием исполнил змейку, разогревая резину, и несколько раз испытал тормоза, то ускоряясь, то замедляясь почти до остановки. Наконец, Юри подъехал к старту, который представлял собой две шеренги ярко-оранжевых конусов и очередной шлагбаум, который учтиво поднялся при появлении белоснежного «Мерседеса».

Из-под капота раздался звериный рёв, и машина, пробуксовав задними колёсами, стремительно понеслась вперёд. Хотя инструктор и предупреждал Юри вначале ехать помедленнее, но сам финн не считал, что стартовал быстро. За считанные секунды он разогнался до двухсот километров в час, после чего стремительно оттормозился, пройдя поворот в опасной близости от отбойника. Рычагом переключения передач Юри орудовал, как опытный фехтовальщик рапирой, – быстро и чётко. На долгих прямых участках стрелка спидометра подбиралась к отметке «280», но Юри знал, что это далеко не предел: круг-то тренировочный. Тем более что специалисты, которые наблюдали заезд глазом веб-камеры, установленной в салоне, периодически напоминали водителю быть осторожней и избегать контакта с обледенелыми краями полотна.

По радиосвязи гонщику объявляли также об опасных поворотах и о передаче, на которой их желательно проходить. Юри добросовестно следовал инструкциям, пренебрегая разве что стрелкой спидометра, которая стремительно перебиралась вправо при каждом удобном случае. Примерно на половине дистанции финна предупредили: «После долгой прямой – «Карусель», слепой поворот, вторая передача». Юри тут же вспомнил о самом высоком дереве: быть может, его уже спилили?

С такой мыслью он вдавил газ в пол, так как увидел, что прямая, действительно, длинная, и мчался с невероятной скоростью навстречу разрешению своих сомнений. Перед поворотом Юри стал резко оттормаживаться, пытаясь заметить выделявшуюся по высоте крону. И вправду – дерево возникло на самом вираже, когда гонщик уже включил вторую передачу и стал выворачивать руль. Заснеженная верхушка едва не отвлекла Юри. Он соскользнул в занос, из которого вышел с трудом, сманеврировав рулём и газом. От совершённой ошибки у финна перехватило дух – «ух!». Он, пожалуй, впервые отчётливо осознал, как сильно недооценил сложность трассы. Впрочем, все эти ощущения и мысли только заставили Юри сконцентрироваться ещё больше и отважно принять вызов заклятого Зелёного Ада, который как будто специально для скандинава покрылся сверкающим инеем.

По договорённости после первого круга Юри вернулся в боксы и приглушил музыку, так как менеджер с планшетом в руке подошёл к водительской двери и сообщил:

– Время круга – восемь, пятьдесят девять и шесть. Это очень хороший результат – вы сразу выехали из девяти минут! Но постарайтесь ещё пару кругов вкатиться в трассу, вы очень резво начали!

– Каков рекорд «петли»? – поинтересовался Юри.

– 6:47.5 на Pagani Zonda. Лучший «Мерседес»… – менеджер обратился за помощью к планшету, – SLR McLaren, семь сорок ровно. Ваш экземпляр ещё не тестировался, поэтому данных по нему пока нет. Но думаю, примерно на этом же уровне. Есть ли какие-нибудь замечания к машине?

– Нет, – кротко ответил Юри.

– Тогда удачи! Мы будем с вами на связи.

Помощник удалился обратно в боксы, а финн с лёгким сердцем вернулся на трассу. После нескольких относительно спокойных кругов Юри стал более агрессивным, дерзким. Он отчаянно атаковал сложные повороты на позднем торможении, а прямые проходил на запредельной скорости. В какой-то момент спидометр перешагнул отметку в «320»! Соответственно, медленно, но верно обновлялись и рекорды круга. Пускай, всего на несколько секунд, зато это были секунды почёта! Секунды, которыми может гордиться настоящий мужчина, выросший на севере и теперь, в условиях январской стужи, гордо атакующий неприступную вершину гоночного мастерства.

И каждый раз проходя пресловутую «карусель», Юри никак не мог хорошенько «прицелиться» в дерево и входил в поворот в небольшом заносе. Ошибка в пилотировании, между тем, заметно влияла на время круга: финн не мог набрать нужную скорость перед прямой. Поэтому после полудюжины попыток он стал откровенно агрессивно атаковать серию медленных поворотов, рискуя вылететь на ледяную обочину.

После очередного заезда в боксы Юри разрешили пройти несколько боевых кругов, пообещав сразу же сообщать результаты по радиосвязи. Теперь Комулайнен почувствовал себя настоящим гонщиком. Сосредоточенный, но горячий, он стремительно понёсся вперёд на стальном коне, сверкающем подковами кованых дисков.

Подходя в очередной раз к насмехавшейся над ним карусели, Юри вдруг подумал, что с каждым кругом его машина становится заметно легче благодаря расходуемому топливу – прямо как в «Формуле-1»! Такие несвоевременные размышления привели пилота к новой, ещё большей ошибке. На повороте финна попросту развернуло, но благо что скорость была невелика, всё окончилось жёсткой остановкой на заснеженной обочине. Юри со злобой стукнул кулаком по рулю, включил первую передачу и утопил газ в пол. «Мерседес» среагировал что дикий жеребец – взбрыкнулся, вылетел на трассу и уже на асфальте снова развернулся боком к полотну.

По радио немедленно заголосило несколько взволнованных консультантов:

– Юри, меньше газа! Выровняйте машину! Просто доехайте круг, всё равно время уже испорчено!

Юри успокоился и повиновался. Этот круг он, действительно, запорол, так что нервничать и показывать свой нрав представлялось глупым и неоправданным. На тренировочной скорости финн преодолел оставшую часть дистанции и приготовился стартовать заново. Теперь он был – сама дисциплина! Образцово прошёл первые несколько поворотов, тщательно дозировал газ на прямых участках и к злосчастной карусели подошёл во всеоружии. Вовремя включил вторую передачу, удачно сманеврировал и вышел на скорости, необходимой для улучшения своего рекорда. В итоге стрелка спидометра достигла перед финишем отметки в 340 километров в час, а по радио торжественно объявили новое достижение: восемь, пятнадцать и одна десятая!

Отныне Юри твёрдо для себя решил: выйти из восьми минут – или несмываемый позор его роду! Финн строго выполнял все инструкции специалистов, был глубоко сосредоточен и настроен на бой. Следующие несколько кругов он прошёл ещё стремительнее, пока, наконец, не подобрался вплотную к восьми минутам, без трёх-четырёх секунд, которые никак не хотели исчезать, несмотря на все старания гонщика. Юри злился и начинал свирепствовать, но ничего не мог поделать. В какой-то момент он почувствовал себя едва ли не беззащитным ребёнком, которому не хватает считанных мгновений, чтобы вбежать в подъезд, скрываясь, например, от огромной собаки.

Но, на удачу пилота, в очередном заезде ему удалось филигранно пройти набившую оскомину карусель Караччиолы и выйти на прямую с головокружительной скоростью. Взбудораженный своим достижением, Юри решил во что бы то ни стало именно сейчас показать лучшее время и вдавил правую педаль что было сил. После небольшой паузы по радио финна предупредили:

– Слишком большая скорость, осторожнее!

Юри улыбнулся сжав зубы и продолжил нестись по трассе. Он буквально разрезал пространство. Снежная пороша, которую он задевал на быстрых поворотах, вздымалась вверх и неслась вслед за машиной, как белый след на небе тянется за реактивным самолётом, надеясь его обогнать и всегда отставая. На этот раз наблюдатели в боксах забеспокоились не на шутку:

– Юри, – тревожно глотали они слова, – сбавьте скорость! Это опасно! Юри!!

Но бесстрашный финн лишь убавил громкость радиосвязи, рискуя вылететь в один из отбойников, которые пролетали мимо него, как сцены всей жизни перед умирающим. Наконец, напряжённый голос в боксах закричал, не то приказывая, не то умоляя:

– Тормози! Слышишь!? Тормози, Юри! Ты разобьёшься! Куда ты так летишь! Остановись!!!

Глаза пилота стали как будто хрустальными от обратной решимости, он выключил радио вовсе, а вместо этого прибавил звук аудиосистемы. В это время играла одна из самых любимых композиций Юри – «Jig-A-Jig» группы «Skyclad». Этот трек, как боевой клич северного воина, настроил финна победить либо умереть в борьбе за победу. Пилот по-мефистофелевски рассмеялся и сжал руль в руках, как сжимают оружие перед битвой. Тем более что и его боевой конь, имея дьявольский норов, был готов взлететь на дыбы при первом требовании всадника.

Выйдя на самый длинный на трассе прямик (и выйдя прекрасно!), Юри резко пришпорил белогривый «Мерседес» и ринулся вперёд. Вскоре, однако, финн почувствовал, что ускорение пропало: электроника принудительно ограничила скорость на отметке в 350 км/ч! Юри чертыхнулся и следующие несколько секунд был вынужден мириться с тем, что буквально стоит на месте. Когда же прямой участок закончился и показался узкий поворот, огороженный массивными отбойниками, а сразу за ним – каменные ворота небольшого туннеля, Юри вдруг понял, что не успеет затормозить!

Он резко нажал на среднюю педаль. Задние колёса слегка соскользнули в сторону. Юри немного повернул руль в сторону заноса, но вместо того, чтобы выровняться, машина моментально качнулась в другую сторону и вылетела на лёд. Округлённые от неожиданного конца глаза финна жадно впитывали стремительно уменьшавшееся пространство между ним и сверкающим отбойником. Прежде чем Юри успел что-либо предпринять, двигатель «Мерседеса» от ужасного удара въехал в салон и перебил гонщику ноги. Машина отскочила от ограждений, несколько раз перевернулась в воздухе и, оставив после себя след в полкилометра длиной, врезалась в каменный остов туннеля. Красная каша на подушке безопасности – вот последнее, что увидел Юри перед тем, как вся необъятная вселенная пришла в небытие. Он уже не застал ни кульбитов разбитой в прах машины, ни вмятины на левой стороне ворот, ни свиста ветра, когда все осколки «Мерседеса» заняли свои окончательные места.

В этот момент несколько десятков похолодевших сердец в боксах в ужасе остановились, чтобы тут же забиться в три раза чаще, чем обычно. К месту аварии немедленно выехала реанимация. Почти сразу был вызван вертолёт скорой помощи, который смог бы в случае необходимости доставить раненого в госпиталь. Полдюжины машин выдвинулись в сторону случившейся трагедии. По радио передавали истерические сообщения:

– Предпоследний поворот перед финишем! «Тиргартен»! «Тиргартен»!

Уже спустя минуту у искарёженного «Мерседеса» стояла машина реанимации с включёнными оранжевыми маячками. Бригада врачей поспешила к Юри. Никто не знал, жив ли он или нет. Однако быстро вытащить его из раскуроченного салона не представилось возможным: двери, боковые стойки, крыша – всё деформировалось от удара, так что финн оказался запертым изнутри. Признаков жизни он не подавал, и больно было смотреть на беспомощных докторов, которые бегали вокруг «Мерседеса», ожидая прибытия спасателей.

Специальный грузовик с персоналом безопасности и необходимым арсеналом инструментов вскоре также подъехал к месту аварии. Несколько крепких мужчин огромными кусачками разрезали и удалили дверные стойки, частично избавились от крыши. Во всяком случае медики теперь могли подобраться к шлему, который они аккуратно сняли и под которым оказалась неподвижная окровавленная голова мужчины, больше напоминавшая вывернутый наизнанку пирог с вишней. Из грудной клетки торчали оголённые красно-белые рёбра. Было отчётливо видно, что руки, по крайней мере, левая, сломаны в нескольких местах. Судя по всему, таз раскрошился в момент лобового столкновения, а ноги попросту превратились в коллекцию маленьких косточек, спрятанных в два кожаных мешка. Зато – о чудо! – прощупывался пульс и зрачки иногда реагировали на вспышки фонарика. Спасатели в это время спилили петли и убрали водительскую дверь. Юри сделали укол внутривенно, и теперь врачам предстояло вытащить его тело так, чтобы не повредить, скорее всего, уже совершенно бесполезный позвоночник.

 

Клюквенный хмельной квас опустился вниз по пищеводу и разом согрел все израненные суставы великого воина, который лежал прямо на снегу, скрывавшем прошлогоднюю хилую траву. На богатыря смотрело странное лицо прекрасной женщины, которая приходилась ему и матерью, и женой, и дочерью. Тогда он понял, что перед ним самое очаровательное из небесных созданий – древняя, нерождённая женщина.

Воин долго любовался прелестными чертами своей спасительницы, пока она гладила ему волосы, целовала раны и успокаивала одним только взглядом, заключавшим в себе всё мироздание. Её глаза говорили ему слова надежды, и он слышал их кожей, так что всеми чувствами он принимал весь мир в его нераздельном единстве. Он и сам был частью и целым этого целого, как кровь неотделима от сердца, а поступки от воли.

Гулкий шум наполнял окружающее словно бы невидимыми и в то же время ощутимыми наощупь цветами. В этом шуме стали отчётливо различаться удары мечей о броню, щиты и шлемы. В сумерках вдали появилась радуга, а два ворона принесли в своих лапах аир и базилик, которые женщина тут же добавила в свою чашу, после чего дала испить снадобья раненому. Доблестный муж сделал несколько глотков зелья. Волна ледяного арктического воздуха накрыла его с головой и принесла с собой нестерпимую, нечеловеческую боль и невероятные страдания.

– Потерпи, потерпи! – часто дыша, произнесла женщина прямо перед Юри вполне человеческим голосом и языком.

Финн с трудом приоткрыл глаза, которые обильно заливала кровь со лба. Вокруг свирепствовала стужа, мерцали оранжевые маячки реанимации и сновали туда-сюда люди в белых одеждах и белых перчатках. Не понимая, что происходит, Юри вдруг ощутил, что голова у него раскалывается потому, что она натурально расколота. Он не чувствовал ни рук, ни ног, ни вообще ничего, кроме нестерпимой боли, которая, казалось, вышла за границы его тела и теперь заполняет воздух, заставляя и его страдать, как будто это часть раненого.

– Сейчас мы доставим тебя в госпиталь! – сказала нелепо женщина. – Скоро всё пройдёт!

Услышав успокоительные слова, Юри хотел было откинуть голову назад, так как жутко устал её держать, как вдруг осознал, что голова его и так лежит непонятно на чём и приводится в движение невидимыми руками.

– Скоро всё пройдёт! – вновь пообещала спасительница, и Юри закрыл глаза.

Скоро, и вправду, гул стал стихать и только завораживающий голос знакомого с детства мудреца из киносказки произнёс задумчиво:

– Да-а-а! На белом «Мерседесе» – в ворота Валгаллы?! Истинно, великий воитель! Исцелить раны!

Кругом всё зашевелилось, задвигалось, поднялась божественно-размеренная суета. Воин снова открыл глаза и увидел перед собой ту самую женщину, которая пыталась его успокоить секунду назад. Только теперь она была величественна и спокойна. Покрывая шею собольей шкурой, она неторопливо заметила:

– Я же говорила тебе: «Скоро. Всё. Пройдёт»!

В результате аварии магнитолу безжалостно раскрошило, зато телефон Юри, к удивлению, остался цел и продолжать негромко воспроизводить музыку. Предыдущий трек сменился сочинениями Вагнера, которые, возможно, даже не мешали спасателям, а, напротив – мобилизовали их, и, в целом, придавали происходившему ареол странной торжественности и церемониальности! От заигравшей мелодии финн широко раскрыл глаза и снова увидел перед собой знахарку, которая теперь предстала в образе дряхлой старухи. Вóроны принесли ей в клювах дягиля, и ведунья добавила несколько пучков растения в чашу, после чего снова дала выпить раненому получившегося снадобья. От нескольких глотков голова Юри будто просветлела, туман сознания понемногу рассеялся. Храбрые воины принесли в своих шлемах льда и наложили его на раны товарища. «Как странно, – подумал Юри, глядя на совершенно голые кроны деревьев, – сейчас зима, а листья переливаются золотом…».

– У него апноя! – раздался голос где-то совсем рядом. – Дыхательные движения грудной клетки не прослеживаются!

Глубокий старик с длинной седой бородой приказал пробить небо у снежной вершины и принести мешок ледяного целебного воздуха. Финну приставили к носу и рту дыхательный аппарат для искусственной вентиляции лёгких и открыли баллон с кислородом, оперативно извлечённый из кареты скорой помощи. Тогда величественный старец призвал двух мужчин, чтобы они соорудили из болотного тростника крепкое ложе, на которое с чрезвычайной осторожностью было положено тело доблестного скандинава.

Юри, успокоившись, на мгновенье закрыл глаза. Но в это мгновение с облака спустилось двое мраморно-белых, словно резных ангела, с огромными крыльями и острыми копьями в руках. Не теряя времени, они схватили воинову душу и взвились ввысь, сурово глядя по сторонам и не говоря ни слова. В этот момент финна на носилках уже поместили в машину реанимации и закрыли за ним двери. Водитель тронулся с места и включил оглушительную сирену. От этой сирены старец вздрогнул и взглянул на небо.

– Забрать! – чудовищно заревел он, обращаясь к нескольким обворожительным женщинам, которые стояли неподалёку. – Вернуть его душу, валькирии! Немедленно!!!

Сёстры в белых одеждах также посмотрели наверх. Со всей решительностью великие мстительницы свистнули своих чернокрылых коней и, оседлав их, резко вспорхнули ввысь и ринулись вдогонку. Но как бы резво ни летели дочери великого старца к ангелам, последние словно и не замечали их – настолько величественно, но при этом невероятно быстро двигались сторожа души. Неизвестно, сколько бы продолжалось соперничество двух небесных авиаций, только одна из дев налету метнула копьё в Юрину душу и, задев её по касательной, оставила на ней тут же зажившую рану в виде надписи: «Κατα την πιστιν υμων γενηθητω υμιν»[2]. Ангелы остановились, как вкопанные, и горько заплакали. И тени ни осталось от их первоначальной строгости. С горечью в сердце они передали охраняемое и растворились в золотисто-голубом воздухе.

Воодушевлённые, девы спустились на землю и вложили сокровище обратно в тело раненого, после чего одна из сестёр воткнула то самое копьё воину в локоть. Юри открыл глаза и смутно различил капельницу, по которой бешено пульсировали капли прозрачного снадобья. Сосредоточенный врач накладывал пострадавшему бинты, предварительно промывая раны жидкостью, которая начинала нервно пузыриться, едва она попадала на кожу или оголённые кости. Время от времени финна обкалывали многочисленными шприцами, но какого-то ощутимого результата все эти действия не приносили.

Тогда Юри устало закрыл глаза и погрузился в успокоительную дремоту. Неизвестно, сколько времени провёл так воин: минуту, час или месяц – но только почти сразу он почувствовал на своих губах, щеках и лбу ласковые поцелуи своей любимой жены, которая будила его, говоря:

– Уже полдень! Восстань, родной мой! Уже полдень!

Финн очнулся и увидел перед собой прекрасное лицо милой своей супруги, в золотых лучах яркого солнца, среди зелёной травы перед величественными воротами, украшенными изображениями волка и орла.

– Я впервые правильно прицелился на самое высокое дерево! – ещё слабым, будто детским голоском произнёс Юри.

– Конечно, любимый мой! – ответила ему жена, которая показалась воину похожей на всех красивых женщин сразу. – Ворота открываются только тому, кто достоин прикоснуться к древу Иггдрасиль! Я горжусь тобой: ты – достоин!

И она ещё раз осыпала мужа нежными поцелуями.

– Теперь время придти к отцу нашему!

Перед Юри снова возник старец с бородой, вросшей в землю. Сурово посмотрев на излеченного, тот торжественно приказал своей свите:

– Открыть ворота!!!

В это время машина реанимации как раз въехала в небольшой туннель, перед которым произошла страшная авария. Пульс пострадавшего на сонных артериях перестал прощупываться. Реаниматолог раскрыл двумя пальцами Юри веки и посветил в глаза фонариком. Зрачки оказались расширенными, но стеклянными, они не реагировали на свет.

– Готовьте разряд! – раздался приказ главного медика. – У него клиническая смерть!

Из стального саквояжа двое медбратьев вытащили специальный аппарат, который в течение нескольких секунд был подготовлен к работе. Через недвижимое тело несколько раз пропустили электрический ток, безрезультатно. Нервная дрожь волнами пробирала воина, когда его вносили в огромные врата, оказавшиеся на удивление длинными. Попутно у Юри возникло ощущение, что с него смылись все малосущественные различия, кроме ратных. Отныне он не чувствовал себя ни финном, ни топ-менеджером, ни миллионером, ни кем-либо ещё – теперь он был настоящим воином в зале славы. Даже имя его забылось, погреблось, как сгоревший лист в остывшей золе. И осталась только доблесть в кругу собратьев по оружию, которые приветствовали пришельца могучим рёвом и оглушительным звоном сотен мечей о сотни щитов.

Во всё время процессии странная дремота владела храбрым мужем. Ощущения так невероятно смешались в его сознании, что он не мог отличить сна от яви и не понимал, что происходит на самом деле. Когда ворота были, наконец, преодолены, глазам Юри предстал ослепительный, удивительный замок. Его крыша напоминала пчелиный улей, только вместо сот сверкала рябь блестящих золотом щитов, державшихся на несчётном количество копий. Стены дворца украшали сцены великих сражений, вырезанные на дереве и покрытые яркими красками, слегка потускневшими от безвременья. В открытые окна пробивался плодовитый плющ, который покрывал здание снаружи, благодаря чему издалека чертог героев казался зелёным садом. Вдоль стен стояли доблестные воины всех времён, даже ещё не наступивших для беспомощных медиков, которые пытались вернуть к жизни бренный прах Юри Комулайнена. Они не могли и подозревать, что в данный момент настоящий Юри с благоговением взирал на своего великого отца в доспехах, который говорил:

– Мёда храброму воину!

Красавицы-валькирии тут же поднесли воину чашу с ароматным хмельным мёдом, который привёл в чувства до сих пор лежавшего на ложе из тростника мужа. Юри привстал, сделал ещё пару глотков и, совершенно исцелённый, поднялся, чтобы поклониться хозяину дворца. Тот принял поклон и величественно провозгласил:

– Храбрые мои сыновья! Вот и наступил полдень! Раны ваши излечены, а пиршественный стол накрыт яствами и вином в вашу честь! Вознесём хвалу всем, кто сподобился придти к нам на вечное торжество смерти и жизни! Поднимем же кубки за доблесть!!! – грозно проревел старец.

– Слава Одину! – грому подобно ответствовали тысячи воинственных голосов. – Слава отцу нашему!!!

После продолжительного гула одобрения прошедшей сечи воины, наконец, сели за стол и выпили первый кубок за хозяина ратного чертога. Юри также занял своё место и испил здоровье владыки. За пирующими ухаживали прекрасные жёны, которые приносили мёд с молоком местной козы, жившей на крыше дворца. После третьего кубка появились почётные музыканты, чтобы исполнить боевые песни древности. Впрочем, и они вскоре присоединились к великой трапезе.

Празднование продолжалось до вечера, после чего захмелевших воинов отвели к их кроватям, чтобы они хорошенько отдохнули перед предстоящей назавтра новой битвой. Некоторые мужи страстно обнимали своих жён и шептали им на ухо сладкие речи, но Юри, как новичок здесь, смог лишь поцеловать супругу и быстро провалился в сон. Утром его разбудил незнакомый голос, нёсший, однако, какую-то явную околесицу – уже хотя бы потому, что к воину обращались на «вы», чего сроду не бывало в Валгалле:

– Господин Афанасьев, – девушка теребила спавшего за плечо, – господин Афанасьев, мы подлетаем к месту назначения! Проснитесь, пожалуйста, и пристегните ремень!

Алексей испуганно открыл глаза и осмотрелся вокруг. Он находился в салоне самолёта, а будила его молоденькая стюардесса, которая отчего-то вдруг отпрянула от него.

– Простите, пожалуйста! Правила безопасности требуют, чтобы пассажиры были пристёгнуты во время приземления! Извините за доставленные неудобства! – уже шёпотом, смущённо произнесла она.

Алексей взглянул в иллюминатор на кромешную тьму за бортом и поинтересовался:

– Который час?

– Десять минут восьмого.

– Через сколько рассвет? – по-армейски жёстко спросил Алексей.

– Рассвет? – удивилась стюардесса. – Часов через двенадцать, наверно… Сейчас вечер! Десять минут восьмого вечера!

Алексей в упор уставился на девушку и, ничего ещё не соображая, кивнул:

– А, ну да!

Стюардесса, которая, по-видимому, испугалась неадекватной реакции пассажира, справилась:

– Может быть, Вам что-то нужно?

Ожидая отрицательного ответа, она уже была готова удалиться, но Алексей схватил рукой свою голову, словно проверяя её на предмет целостности, и попросил аспирина. Девушка исчезла на полминуты и вернулась с таблеткой и стаканом воды. Молодой человек принял лекарство, поблагодарил стюардессу за заботу и пристегнул ремни.

Кое-где внизу, за овальным стеклом, уже появлялись огоньки пригорода. А скоро и весь мегаполис предстал как на ладони во всём своём пышном убранстве затейливых золотых узоров на ночном покрове земли. Алексей печально восхитился этой сверхчеловеческой красотой, которую можно созерцать только с высоты птичьего полёта, и погрузился в ещё более тоскливые мысли о человечьей бескрылости.

Через несколько минут самолёт приземлился в аэропорте, и Алексей с единственным чемоданчиком на колёсиках понуро направился к терминалу. Сотрудники таможни оперативно проверили документы, просканировали багаж и пропустили мужчину без каких-либо проволочек. Афанасьев устало прошёл к камерам хранения и вытащил из особо охраняемой ячейки ключи от машины. Невесело спустился в подземный гараж, сел в свой «Мерседес» и завёл двигатель, который, радуясь эху замкнутого пространства, игриво заурчал всеми своими восемью цилиндрами.

Алексей посмотрел на спидометр и вспомнил события прошедшего дня. «Тьфу ты!» – сплюнул он в сторону и пренебрежительно отвёл взгляд от приборной панели. Даже внутренняя отделка салона отчего-то раздражала его. Парень вздохнул, потянулся к ремню безопасности, но вдруг осёкся и резко выпустил его из рук, словно передумал пристёгиваться. Но тут же озлобленно вздохнул снова и всё-таки защёлкнул замок ремня. После чего включил фары и аккуратно выехал с парковки.

Ночной город встретил Афанасьева привычными лихачами, соревновавшимися друг с другом на ещё не опустевших проспектах, и группами людей на автобусных остановках. Уличные фонари сонно желтели над вечерней суетой. Рекламные щиты-жалюзи освещали разве что снежные вихри, буйствовавшие в январской ночи перед лицом меняющихся вывесок: банк – косметика – бытовая техника, и так по кругу. Из супермаректов с большими пакетами выходили отработавшие ещё одну смену клерки.

Алексей предположил, как встретит его Лиза, которая так крепко обиделась на его отъезд, и решил заехать за букетом цветов и бутылкой шампанского. Через двадцать минут он уже остановился во дворе своего дома, но выходить из машины не торопился – так скверно и пакостно было у него на душе. Мужчина подумал, что было бы крайне некрасиво в таком настроении подниматься к любимой, и откинулся в водительском кресле, чтобы послушать музыку и прийти в себя. А заодно и просто отдохнуть от неотвратимой жизненной кутерьмы.

У соседнего подъезда стояли обнявшись парень с девушкой, улыбались и иногда застенчиво целовались. На улице стоял трескучий мороз, молодые люди притоптывали от холода, но тем не менее не могли расстаться друг с другом. «Как удивительно, – подумал Алексей. – Им, бедным, негде даже согреться, а они всё равно радуются жизни! Вот у него в руке одна-единственная белая роза. Как знать, может, он потратил на неё последние деньги, а для его любимой это самый ценный подарок! И вот у меня – букет из двадцати пяти дорогущих роз, – а есть ли во мне столько любви!? Не растерял ли я душу свою? Смогу ли я ещё вернуть всё, как было прежде? Откуда эта трещина в нашей любви?.. А, впрочем, если я сказал «в нашей» – может, не всё ещё потеряно!».

И, полный решимости, Алексей схватил подарки, закрыл машину и бодро зашагал домой. По пути несколько раз потренировался в улыбке, в целом, остался ею доволен и, напевая весёлую песенку, зашёл в лифт. Оказавшись на своём этаже, он полез было за ключами, как увидел, что входная дверь приоткрыта, а из квартиры доносятся музыка и громкие женские голоса. Мужчина насторожился, бесшумно проник внутрь и остановился на пороге. На полу в коридоре стояли несколько пар сапожек, а шкаф был завешен шубками, модными куртками и пальто. В зале раздавался звонкий смех, и сквозь полупрозрачные стёкла дверей виднелись фигуры танцующих девушек.

Неожиданно из кухни выбежала незнакомка с бокалом, увидела Алексея и замерла. Механически прошетала «ой, здрасти» и быстро вернулась обратно. Мгновенье спустя в коридоре появилась Лиза и не совсем твёрдым шагом направилась к Алексею.

– А вот и мой суженый! – развязно прокричала она. – Девчонки, идите посмотреть!

На призыв высыпало девушек шесть или семь. Все они – кто застенчиво, кто без тени смущения, но все заинтересованно и оценивающе – устремили свои взгляды на Алексея, который стоял сжав зубы от злобы и горечи, смешанных в его душе примерно пополам.

– Вот, полюбуйтесь! – распалялась Лиза. – Занятой, но богатый!!! Руководитель! Какую компанию ты приобрёл сегодня?

И Лиза отхлебнула шампанского из бокала подруги и нагло уставилась на Алексея. Тот немного помолчал, не сводя с Лизы глаз, и медленно положил цветы на трельяж.

– Удачного отдыха! – с достоинством произнёс он, отдавая принесённую с собой бутылку ближайшей к нему барышне. – Пейте, гостьи, за здоровье своей хозяйки!

И с этими словами он развернулся, чтобы выйти, но Лиза бросила ему в спину:

– Иди, спи со своими миллионами! А я и без них проживу! Найду себе бедняка, который будет меня по-настоящему любить, а не откупаться от меня подарками! Иди!!!

Алексей не удержался от гневного рыка, вытер ноги о входной коврик и вышел, громко хлопнув за собой дверью. Когда утих гул от удара, Лиза осела на пол и безутешно разрыдалась.



[1] Nordschleife – букв. Северная Петля (нем.).

[2] «По вере вашей да будет вам» (греч.) (Мф. ΙΧ, 29).

 

Читать далее — глава 4

К оглавлению

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.