Это — сон №89 из собрания сновидений Михаила Кожаева
Эпизод первый. Втроём с Викой и плохо знакомым парнем мы заходим в магазин в деревне Кресты. Внутреннее пространство в несколько раз превышает реальные размеры дома. К тому же, здесь оказывается бассейн, за две-три секунды доверху наполняемый водой. Мы с моей одногруппницей ныряем и с огромным удовольствием плаваем. Иногда я погружаюсь и нахожусь под водой долгое время: гораздо больше того, чем могу физически в действительности.
Поднявшись на поверхность, я замечаю, что Вика находится в противоположном конце. Тогда я погружаюсь повторно и плыву метров десять. Приблизившись вплотную, я заныриваю ещё глубже, до самого дна, и с удивлением замечаю, что нижний слой бассейна непосредственно у кафеля – пятнадцать-двадцать сантиметров – заполнен не жидкостью, а воздухом. Держась таким образом на глубине, я вижу девушкины ступни, стоящие в воздухе, и спокойно дышу.
Эпизод второй. В аудитории на кафедре отец Александр читает лекцию. Будучи отличником, я сижу на первой парте слева. Всего на первом ряду четверо студентов, вторая справа из них – староста Вика. Не проявляя интереса к теме занятия, я постоянно верчусь, просматриваю книжные полки библиотеки за моей спиной. Беру в руки одно издание, пролистав, кладу его на место; тянусь за другим. Протоиерей же, сообщая некий материал, указывает на ошибку известного историка прошлого, который определяет некую тенденцию как принадлежащую по времени к 1820-м годам, хотя на самом деле это могло произойти только… И тут отец Александр глазами спрашивает продолжения у присутствующих: когда же это могло произойти?
Хоть и рассеянный посторонними занятиями, я тем не менее поворачиваюсь к преподавателю и уверенно отвечаю:
– В начале первой половины XVIII века, – при этом я искренне подразумеваю начало второй половины XVIII века, про Екатерину II и 1760-е годы.
Однако отец Александр воспринимает мой ответ именно в том смысле, который я внутренне вкладываю в него, и подтверждает моё предположение, также имея в виду «вторая половина»:
– Да!, первая половина XVIII века.
Лекция продолжается своим чередом, а Вика достаёт свою курсовую, забракованную протоиереем. С заметной претензией одногруппница обращается к студенту, сидящему между нами. Однако я забираю у него из рук Викин труд и просматриваю его с середины. Мой взгляд невольно останавливается на подчёркнутой фломастером фразе: «Я выразил»; и я начинаю неистово хохотать, понимая, что студентка могла написать только «выразила» и что, стало быть, работу ей делал кто-то другой (этим человеком был я), а она не проверила.
04.01.2006