Это — сон №71 из собрания сновидений Михаила Кожаева
Эпизод первый. Воздушное путешествие подходит к концу. Самолёт начинает снижаться, но лётчики волнуются, что из-за густых облаков увидят полосу для посадки очень поздно. Наконец, внизу появляется земля, и оказывается, что мы летим слишком низко. Значит, у пилотов остаётся мало времени, чтобы сориентироваться и посадить машину ровно на полосу: наблюдается некоторое смещение от курса. Пилоты предпринимают все необходимые меры, корректируя траектория движения.
Аэробус касается асфальта. Но левое шасси всё же задевает траву на самом краю, и самолёт уже на земле начинает заносить. Лётчики берут вправо, однако скорость слишком велика для резких манёвров. В итоге, летательный аппарат кое-как удаётся всё-таки сохранить в условном равновесии, он не опрокидывается. Однако вовремя затормозить ему так и не удаётся – самолёт вылетает за грань посадочной полосы.
По иронии судьбы на нашем пути оказывается большой бассейн. В него-то и сваливается небесный перевозчик, разбиваясь на мелкие, размером с ящик, куски. В живых остаются только двое: я и молодой мужчина. По всей видимости, нас спасло то, что мы оказались на краю бассейна, а не под водой, замутнённой теперь от крушения.
К водоёму подбегают сотрудники аэропорта и авиапассажиры других рейсов, многие ныряют в пучину в надежде спасти тонущих. Не оставаясь в стороне от чужого горя, я тоже прыгаю в воду, но в непроглядной жиже не нахожу ничего, кроме остатков обшивки, штурвалов и кресел. Ни одного человеческого тела достать на сушу так и не удаётся.
Баловни судьбы, «выжившие», мы вдвоём бредём по направлению к моему дому. По пути меня осеняет довольно приятная мысль: так как в самолёте были мои одногруппники, то теперь у меня больше шансов выиграть потанинскую стипендию, которая в действительности разыгрывалась два дня спустя.
Но, с другой стороны, гораздо большая печаль охватывает всё моё существо: ведь в самолёте оказался погребённым Борис Рубекин! Появление клавишника «Аквариума» во сне связано, конечно, с известием о предстоящей ему операции.
Пока я осмысливаю в своей голове выгоды и потери от произошедшей трагедии, под козырьком крыльца одного из потемневших ближе к ночи домов мне встречаются одногруппницы Оля и Ирина. Ошеломлённый, я спрашиваю их в полнейшем недоумении:
– А как вы выжили?
Ирина, в свойственной ей манере раздражения, отвечает очень резко, с вызовом:
– Это ты где был, когда мы спасались!?
Эпизод второй. Вместе со своей музыкальной группой я исполняю песню «Белая» в инструментальном варианте. Ритм на треть замедленнее в сравнении с оригиналом. Неожиданно появляется человек и говорит:
– Да ритм не должен быть таким, как сейчас! Просто вы должны успевать сыграть то же самое за время на треть короче.
Полностью осознав эту гениальную мысль, все музыканты, не исключая меня, облегчённо вздыхают, словно узнавшие великую истину:
– А-а! Да, верно. Точно, – слышится со всех сторон.
И мы продолжаем уже как надо. Я вожу по струнам своей гитары чаще и слышу, даже чувствую телом, что получается значительно лучше, чем прежде. Группа получает огромное удовольствие от согласованности, «симфоничности» своих действий. Проигрыши завораживают, увлекают с собой в мир музыкальных хитросплетений и неведомых мотивов.
03.12.2005