Отец Дионисий разоблачался после церковной службы. Священник снял фелонь, остался в одном багровом подряснике и стал расшнуровывать поручи. Несмотря на будний день, в храме собралось много народу. Сейчас верующие прикладывались к иконам, кланялись и расходились, но всё равно было многолюдно и даже тесно. Отец Дионисий нашёптывал молитвы и иногда поглядывал через резные царские врата на прихожан. Среди них обращала на себя внимание дама лет пятидесяти пяти. Судя по её наряду, она была богата, но не кичилась этим и выглядела, в целом, элегантно и строго. Между тем, неотступная печаль искажала её красивое лицо. Женщина приложилась к иконе, но не вышла из храма, а остановилась в сторонке в правом приделе. Священник понял, что она ждёт его, и, закончив разоблачение, вышел через диаконскую дверь из алтаря.
Как он и ожидал, дама двинулась ему навстречу. Целый сонм прихожан отложил на несколько минут их встречу: люди подходили под благословение, что-то спрашивали или рассказывали и в любом случае не торопились отпускать священника. Наконец, отец Дионисий освободился и направился к выходу. Ожидавшая приблизилась к иерею и деликатно, не без тени смущения, поздоровалась:
– Добрый день, отец Дионисий! Я к вам от Ольги Александровны Дроздовой, по поводу мужа!
Священник ответил на приветствие и приготовился слушать, предварительно спросив имя собеседницы.
– Меня зовут Любовь Степановна, – ответила та. – Я жена Никиты Александровича Лепнина, руководителя ОКБ «Старт». Я пришла к вам посоветоваться о его состоянии.
– Пожалуйста! – с готовностью ответил настоятель и уточнил: – Что вы хотите?
– Я хотела бы узнать… – Любовь Степановна замялась и выбрала выражение помягче, – у нас не очень верующая семья, и я плохо представляю, что в таких случаях делать, но – что вы обычно советуете таким же, как мы? Ольга Александровна сказала, что сообщила вам основное…
– Да, она ввела в курс дела, – подтвердил отец Дионисий. – С первого взгляда сложно дать церковную оценку вашему случаю. Но в общем виде святые отцы интерпретируют подобные явления как бесовские наваждения. И лекарством от них называют молитву, пост и вообще всякие духовные или, скажем так, самоаналитические усилия. Я прекрасно понимаю, что данные представления не вписываются в вашу картину мира. Знаю также, что Никита Александрович сейчас находится под наблюдением специалистов. И если вас привело ко мне отчаяние и надежда, то ваш супруг, боюсь, не захочет увидеться со мной.
Отец Дионисий умолк. Так как выражение его лица свидетельствовало о законченности мысли, Любовь Степановна невольно выдохнула и уточнила:
– Вы отказываете нам? – она не верила своим ушам.
– Конечно же, нет! – спокойным тоном ответил священник. – Церковь всегда призывает к себе своих чад. Просто я говорю о том, что Никита Александрович вряд ли захочет со мной увидеться. Я знаю его отрицательное отношение к религии, но при этом считаю его доводы взвешенными и систематическими, пускай и односторонними. Его позиция, в корне не совпадающая с моей, тем не менее вызывает у меня уважение. Я лишь высказал предположение, что вашему мужу будет претить одна мысль встретиться с церковником. Тем более если договорённость о встрече была достигнута у него за спиной.
Любовь Степановна по-прежнему не верила, что служитель, которого ей так горячо рекомендовали, занимал столь независимую позицию. Что его пришлось бы, пожалуй, и уговаривать! Хотя женщина искренне представляла священников неотложными лекарями, врачевание которых касалось только не тела, а души, и не приносило измеримой пользы. Неожиданно иерей предстал перед ней в неожиданном свете. По-своему поняв молчание гостьи, отец Дионисий перешёл к сути.
– Я могу предложить вам следующее. Первый вариант. Никита Александрович приезжает сюда, в храм, исповедуется и причащается. Предварительно мы можем подробно с ним поговорить. Если он, конечно, захочет. Второй вариант. Я приезжаю к Никите Александровичу в больницу или домой, беседую и причащаю его. Опять же – если он этого захочет. Чтобы это узнать, вам следует поговорить с супругом, иначе от любых наших договорённостей не будет никакого толка. Наконец, третий вариант. Наверное, не последний, но, на мой взгляд, самый действенный. Вы молитесь за мужа и приходите ко мне причаститься сами.
– Вы что, серьёзно!? – спустя короткую паузу воскликнула Любовь Степановна. – Я еду к вам через весь город, чтобы услышать ваш отказ?
Остававшиеся к тому времени прихожане стали даже оглядываться, настолько громким казался её голос посреди храмового шёпота.
– Ваш план сводится к тому, чтобы вместо того, чтобы сидеть с мужем, я ездила к вам сюда молиться? – Было видно, что она еле сдерживалась, чтобы не сорваться и не наговорить большего. В любом ином случае Любовь Степановна ни за что не позволила себе подобной дерзости, но сейчас в ней говорила обида обманутой надежды и скорбь о муже, которому она тщилась помочь этим иллюзорным средством. Так простреленную навылет грудь прикрывают рукой, чтобы остановить кровь… – Мне до сих не верится, что я слышу от вас такое!
Любовь Степановна не отводила с отца Дионисия глаз. Тот, между тем, всё так же спокойно смотрел ей в глаза, будто не сказал ничего обидного или крамольного.
– Извините, если разочаровал ваши ожидания, – сказал он тоном самым обыденным. Так отвечают менеджеры крупных компаний, когда клиента не заинтересовывает их предложение. – Все мы будем молиться за здоровье вашего мужа!
– Это единственное, что вы можете сказать? – не без сарказма проговорила Любовь Степановна.
– Это единственное, что мы можем сделать! – неожиданно воодушевлённо ответил священник. – Представьте себе человека, пришедшего полюбоваться на звёзды. Как вы его назовёте, если он будет осуждать всё вокруг за то, что его глаза такие слабые, что не могут рассмотреть чуточку ближе даже самую яркую звезду? И как вы его назовёте, если в кармане он принесёт с собой пускай маленькую подзорную трубу? Церковь верит, что молитва – это телескоп, мощность которого зависит от желания человека видеть звёзды и чудесное в них вместо того, чтобы безрезультатно осуждать слабость нашего зрения.
– Понятно, всё дело в наблюдателе, а не в небе! – как вердикт, произнесла Любовь Степановна. По её мимике, жестикуляции и, как говорят англичане, языку тела было понятно, что она собиралась уходить. – И во всех наших бедах следует судить нас самих, потому что мы не можем угадать или распознать в них космического замысла творца… Спасибо вам, отец Дионисий, что выслушали меня! – подытожила она. – До свидания.
– Прежде чем вы уйдёте, – с энтузиазмом проговорил священник и взял собеседницу за локоть, – я попрошу вас принять от меня вот это.
Иерей провёл Любовь Степановну к свечному ящику и выудил из его разнообразных запасов небольшую икону, распечатанную, казалось, на куске спрессованной древесины.
– Это Пантелеймон Целитель, – сообщил батюшка. – Я понимаю, что для вас это слабое утешение, но если вам совсем не останется, к кому обратиться, – помолитесь перед образом святого. Помолитесь, как получится, своими словами или вот, возьмите акафист.
С этими словами он передал Любови Степановне книжечку в мягком переплёте.
– Я всегда готов вам помочь! Приходите или звоните в любое время, мой номер вы знаете! Не буду вас больше задерживать!
И священник поклонился, чтобы проститься с посетительницей.
– Всего доброго… – только и успела ответить Любовь Степановна, как отец Дионисий развернулся и бойким шагом направился назад к алтарю, откуда вышел к ней навстречу считанные минуты назад. Лепнина в недоумении пожала плечами и, как зачарованная, продолжала смотреть на иконостас, перед которым уже никого не было.