– Алло, это Аграфена?
На том конце раздался густой женский голос:
– Да, слушаю вас!
– Здравствуйте! Я звоню вам по объявлению… – Любовь Степановна чуть замешкалась в поисках цитаты. – «Наследственная целительница. Снятие и наведение порчи, решение…». Но нет, решение супружеских проблем и лечение алкоголизма не нужно, а вот порча…
– Снять? Навести? – бойко перебила её Аграфена. – Фотография есть?
Любовь Степановна и так чувствовала себя неуверенно, а от такого напора и вовсе растерялась.
– Снять! – помедлила она и всё-таки произнесла это слово. – Фотография кого? Мужа?
– Если снять с мужа, – разъяснила знахарка, как будто речь шла о простом рецепте пирога, – то фотография его и того, кто навёл. У меня вся неделя забита, смогу вас принять если только… – зашелестели страницы, – в субботу в девять вечера.
– А пораньше нельзя? – осторожно уточнила Любовь Степановна, имея в виду: пораньше – то есть сегодня.
– Можете приехать к восьми, но придётся подождать! – отрезала целительница.
Лепнина не стала спорить и обещала приехать. Целительница напомнила, чтобы та захватила с собой деньги, и повесила трубку.
Самое сложное было даже не в том, чтобы найти правдоподобный предлог на субботний вечер. Никита Александрович лежал в клинике, так что исчезнуть из дома можно было хоть на всю ночь – не проблема. Любовь Степановна не то, чтобы не привыкла делать что-либо за спиной у мужа. Она и с подготовкой подарка ко дню рождения справлялась плохо: то подумает, что он всё узнал, и затушуется, то еле сдерживает себя, чтобы не рассказать. А тут совсем иное! За спиной у супруга провернуть – да страшно сказать, на самом деле – снятие порчи, в которую он ни единой пядью своего ума никогда не верил!
У Любови Степановны было полное ощущение, что она заготавливала преступление. Так, должно быть, чувствовал себя Брут перед покушением на Цезаря. Да, сравнение, может быть, неуместное. Но предательство в некотором смысле не лучше убийства. Одно дело – убить, пускай и родного человека, из корыстных или властолюбивых побуждений. И совсем другое – предать самого близкого, самого любимого и дорогого. Хорошо, пусть не самогó человека, а его идеалы и убеждения. И пусть замышленный заговор во имя любви и готовился, но Любови Степановне легче от этого не было.
Между тем, она никак не могла дождаться означенного срока, и в субботу уже с утра была, как на иголках. Не укрылось это и от Никиты Александровича, которого она приехала навестить после обеда. На вопрос о причине её беспокойства Любовь Степановна ответила уклончиво, сказала, что плохо себя чувствует, а в целом – просто переживает за его состояние. Лепнин, кажется, таким объяснением удовлетворился. По крайней мере, в продолжение их встречи к нервному состоянию супруги больше не возвращался. Напротив, вёл себя бодро и весело, как будто и не было ночного приступа, о котором ни он, ни персонал клиники Любови Степановне не упоминали.
Приступ же случился серьёзный. Посреди ночи даже вызвали Флоровского, который лично просидел с Лепниным до утра. Никита Александрович разве что не бился в истерике, настолько он боялся заснуть, и в то же время безумно хотел наконец-то выспаться, а не дремать урывками до наступления той стадии, когда начинаются сны. Состояние пациента и его сонного двойника будто бы ухудшалось параллельно, синхронно. Только вот если Дэнис сам объявил о своей участи – скорой смерти, то Лепнина до смерти пугала одна мысль о том, что трагическая кончина его alter ego от сердечного приступа, отказа почек или просто попадания под колёса в одурманенном состоянии… что эта кончина могла стать причиной его собственной смерти.
Лепнин испытал настоящий шок, когда впервые ощутил реальность смерти. Конечно, он был взрослым человеком и понимал, что рано или поздно всех нас ждёт один итог. Но одно дело знать, а другое – столкнуться лицом к лицу. Прошлой ночью Никита Александрович столкнулся… Весь день он мучительно размышлял, рассказать ли всё жене или утаить. Но теперь, когда увидел её рассеянную, хоть и внимательную, решил ничего не говорить.
Сказать по правде, Никите Александровичу оставить всё в тайне было проще по одной банальной причине. С утра у него буквально раскалывалась голова, и Флоровский вколол ему сильнодействующий раствор. Боль понемногу ушла, но вместе с тем появилась ватность и заторможенность. Когда Эрнест Максимилианович спросил у пациента, как тот себя чувствует, Лепнин подобрал вполне отвечавшую его ощущениям характеристику: как в киселе.
В свою очередь Любовь Степановна, пожалуй, стала перегорать. Она так много думала о намечавшейся поездке, так мало спала и столь сильно изводила себя, что сейчас чувствовала себя измотанной и измождённой. При этом сил у неё, напротив, было больше обычного. Такой прилив энергии бывает, когда ты в горячке посвящаешь себя одному-единственному делу и не замечаешь времени.
Если бы супруги хотя бы подозревали о том, что происходит в головах друг друга в тот момент, когда они улыбались и держались за руки, то, скорее всего, эти руки бы разъединили с холодностью, делая вид, что просто устали их скреплять. Лепнин, вероятно, задумался бы о том, что, выражаясь языком Канта, две вещи в себе не пересеклись и не создали пространства для мира феноменального. Любовь Степановна, надо полагать, задумалась бы о поездке вдвоём на отдых, когда всё это наконец завершиться. Ведь когда-нибудь всё это должно закончиться!
В реальном разговоре, между тем, возникла неловкая пауза. Поговорили о погоде, о детях. Уточнили наличие гранатового сока. Обсудили срок годности йогуртов и творожков и, наконец, решили прощаться. Любовь Степановна поцеловала супруга в губы и лоб, он прижал к груди её руку и, подержав немного, горячо поцеловал её.
– До завтра! – почти вопросительным тоном произнёс Никита Александрович.
– До завтра! – последовал ответ, и они расстались.
Из клиники Любовь Александровна поехала сразу к знахарке. Предприятие было странным, поспешным, неоправданным, ненадёжным и в высшей степени заслуживающим презрения. Лепнина оправдывала себя тем, что у неё не оставалось больше вариантов помочь мужу. Научная медицина, рассуждала она, видимых результатов не приносила. Основной религиозный институт проявил себя как откровенное шарлатанство. И к шарлатанству, которое по идее должно было быть ещё более откровенным, вот теперь она и оказалась вынуждена обратиться! Кто посмеет обвинить её в этом?
Да, колдовство. Да, магия. Да, все говорят, что это наиболее эффективный вид вымогательства! Но разве можно жалеть денег, когда дело дошло до здоровья и жизни любимого человека! К тому же, продолжала размышлять и успокаивать себя Любовь Степановна, нельзя судить о знахарстве, не имея о нём никакого представления! Ведь столько веков люди обращались ко всякого рода чарам, и работало. Почему не попробовать теперь, когда не остаётся надежды на иное…
Примерно в таком ключе развивались мысли Любови Степановны, когда она подъехала к особняку ведуньи. Дворцом её дом назвать было нельзя, однако и другого слова не подберёшь – именно что особняк! Каменный двухэтажный дом затаился в самом центре города так, что с оживлённых улиц найти его оказалось не так просто. Во всех шестнадцати окнах горел свет, но не яркий, а приглушённый. На втором этаже в одном из окон колыхнулась шторка. Любовь Степановна успела разглядеть господина в клетчатом пиджаке, который осмотрел подъехавший экипаж и улицу окрест и снова закрылся от мира. Но посетительнице нужно было на первый этаж. Она поднялась по четырём ступеням к железной двери и нажала кнопку звонка. Раздался недовольный кошачий визг, и спустя секунду дверь отворилась.
Внутри оказалось темно, как в гробу. По крайней мере, так было первое время, пока глаза привыкали к густому мраку. Вскоре стал заметен еле освещённый контур другой двери. Любовь Степановна осторожно проследовала к ней, потянула на себя деревянную ручку. Раздался неприятный скрип, и вместе с ним на пол прихожей упал тонкий золотистый прямоугольник. Гостья перешагнула порог и вошла в просторную комнату, в которой стоял длинный стол с несколькими подсвечниками. Всё вокруг было заставлено старинными гардеробами, диванами, стульями и даже сундуками.
Часы показывали четверть восьмого. Любовь Степановна шёпотом спросила, есть ли кто в доме. Ответа не последовало. Зато через минуту из внутренних покоев показался худощавый юноша в тёмно-синем жилете. Бледное лицо вошедшего огляделось вокруг так стремительно, как ворон поворачивает голову.
– Аграфена ожидает вас! – объявил юноша и моментально растворился в пространстве. Разве что дверная занавеска колыхнулась в память об исчезнувшем.
Любовь Степановна вся загорелась и бросилась догонять молодого человека. Однако того и след простыл. В следующей комнате обнаружилась сама Аграфена, собственной персоной. На её красном лице можно было прочесть увлечение настойками и богатый жизненный опыт, а в глазах горел неподдельный и ужасающий огонь. Сердце у гостьи забилось в два раза чаще. Любовь Степановна застыла в дверях в ожидании приказания.
– Знаю тебя насквозь! – громко объявила целительница. – Мужа любишь больше жизни, а он в беде. Идти ко мне стеснялась, думала, чепуха и сребролюбие. До сих пор так думаешь. Как помочь не знаешь, причины не ведаешь. Со всех сторон заблудилась, помощь нужна, верно я говорю?
Поскольку заключительную часть фразы знахарка произнесла громко и с вызовом, Любовь Степановна тут же призналась:
– Верно!
Аграфена перемешивала в руках карты. На столе перед ней лежала затёртая до дыр Библия и ещё пара ветхих книг. Горели свечи и дымилась опьяняющая смола. Знахарка отложила колоду, сделала глоток рубиново-красного вина из хрустального рога, хранившегося на специальной серебряной подставке. Кольца на руке засверкали драгоценными камнями.
– Садись и расскажи всё, что знаешь! – приказала Аграфена.
Любовь Степановна села перед ней на стул и начала историю. Целительница иногда перебивала её вопросами, получала ответ и внимательно слушала дальше. Рассказ гостьи нисколько её, кажется, не удивлял. Создавалось ощущение, что с подобными проблемами к ней обращаются по несколько раз на дню. Лепнину это вдохновило. Она продолжила снабжать знахарку сведениями, припоминая всё новые и новые детали, которые теперь вдруг показались ей очень важными. Аграфена дослушала историю и сосредоточенно стала тасовать карточную колоду.
– Какого числа день рождения? – неожиданно спросила она.
– У кого? – опешила Любовь Степановна. – У меня или у мужа?
– У мужа! – недовольно объявила целительница. – Всё, что спрашиваю, про него спрашиваю!
– Шестого июля… – полушёпотом произнесла гостья.
Знахарка перетасовала колоду, вытащила из неё карту наобум и бросила её на стол прямо перед Лепниной. Карта оказалось шестёркой треф.
– Этого я и боялась! – гневно выпалила Аграфена. Любовь Степановна схватилась за сердце. – Крести – это беда! На его день рождения сглазили! Тогда, давно! Кто это могла быть?
Целительница просверлила гостью тяжёлым взглядом.
– Это женщина? – уточнила Лепнина.
– Женщина! – воскликнула Аграфена и бросила на стол бубновую даму. – Женщина. Но не любовь их связывает, иначе была бы червонной… Бубны… Подскажи мне, кто это? Чувствую теплоту, быть может, дружбу или другой союз…
– Лидия Николаевна? – осторожно предположила гостья.
– Кто это? – нетерпеливо спросила Аграфена.
– Коллега мужа по институту, – пояснила Любовь Степановна. – Они вместе начинали работать в бюро. Всегда завидовала ему. Сама пробивного характера не имела, только и могла – пристраиваться к грантам и отчёты мастерить.
– Могла она тогда, тридцать лет назад, на день рождения ему подлянку подкинуть?
Любовь Степановна задумалась.
– Не припомню такого… Разве что в какой-то из годов Никита приболел и день рождения решил не праздновать. А она едва ли не единственная специально приехала его поздравить! Хотя мы жили тогда на даче, туда и дороги нормальной, считай, не было…
Аграфена зацепилась за эту ниточку, как детектив за улику.
– Вспомни, что она привезла ему? – настаивала целительница. – Подарки, гостинцы?
– Гостинцы? – вновь, казалось, зашла в тупик Любовь Степановна. – Трудно припомнить. Пожалуй, ничего такого… Разве что, по-моему, привезла она ему гранатового сока. Да, точно! Тогда всё сложно было достать, а она привезла!
От этой новости Аграфена буквально побелела.
– Гранат – это плохо! – затараторила она. – Гранат – это совсем скверно!
– Что? Почему? – разволновалась Любовь Степановна.
Целительница вновь перемешала колоду, но карту не вытащила.
– Гранат – камень с энергией большой. Его надолго хватает, – начала пояснять она. – А фрукт, тот и вовсе состоит из десятков частей! Считай, зерно – год! Если сглаз через гранат положен, то до смерти может тянуться, сам собой не пройдёт. А то и не на одно поколение! Надо порчу снимать, иначе никак!
– Как же её снимать? – дрожащим голосом осведомилась Любовь Степановна.
– Сложно! – отрезала Аграфена. Но тут же немного оттаяла, дала шанс. – Но есть один вариант…
Повисла тяжёлая пауза. Целительница глухо кашлянула, а Лепнина, казалось, вся превратилась в слух. В этот момент из служебной двери показался тот самый юноша. Он подошёл к Аграфену, наклонился и громким шёпотом сообщил:
– Звонит Салтыков. Умоляет принять его немедленно. Говорит, сын совсем голову потерял.
– У меня гостья! – оборвала его знахарка. Однако юноша не только не успокоился, но заговорил ещё напористей и громче:
– Сулит любые деньги. Умоляет принять его во что бы то ни стало. Иначе, говорит, сам за себя не в ответе, может полгорода разнести.
Аграфена помедлила. Затем ответила тихо, но так, чтобы Лепнина могла расслышать каждое слово:
– Передай ему, что у меня важная гостья! Если хочет – пускай приезжает в десять! Только скажи, что в это время я никого не принимаю! Исключительно из уважения к ему и его положению!
Секретарь кивнул, поклонился и бесшумно вышел.
– Если вопрос касается денег, – догадалась Любовь Степановна, – то я готова на любую сумму, лишь бы Никите стало легче!
– Не говори здесь о деньгах! – почти прокричала Аграфена и сжала руки в кулаки, так что колода промялась, как вставшая на дыбы кошка. Знахарка дождалась, когда её восклицание произвело нужный эффект, и более спокойным, но всё равно оскорблённым тоном продолжила: – Я помогаю людям! А не наживаюсь на их горе! И ни от кого ничего не требую! Захочешь – отдашь, сколько посчитаешь нужным! Не захочешь – требовать не стану! Мне генералы и директора золото мешками подносили – и то я не всякому бралась помогать! А только тем, кто душу свою сохранил! Кто не прогнил, кто сердце имеет! А у тебя сердце живое, горячее.
Аграфена совсем смягчилась. Отвела взгляд, как будто призналась наивно и теперь смущалась собственной откровенности.
– Поможем мы твоему мужу! – наконец, сообщила она.
– Правда? – радостно воскликнула Любовь Степановна. – Я щедро отплачу, не сомневайтесь! У меня есть деньги! Лишь бы Никите было хорошо…
На глазах у неё навернулись слёзы, которые она подмахнула уголком платка.
– Не раскисай! – подбодрила её ведунья и в то же время как бы запретила унывать. – С силой Божьей справимся, иначе никак! Только не всё так просто. Заговор наложен слишком сильный. Просто снять его не получится.
– А как же? – расстроилась Лепнина.
– Говорю же: не раскисай! – настояла Аграфена. – Просто снять нельзя. Передать можно. Есть у вас враги? Или плохие люди, которые только зло делают?
– Враги? – опешила Любовь Степановна. – Передать? Разве это правильно порчу передавать?
Знахарка бросила на гостью испепеляющий взгляд и будто бы приподнялась на месте.
– Да я с тобой в шашки играть вздумала!? – не сводя глаз, говорила она. – Или в куклы? Всё очень серьёзно, дорогая моя! Ты сперва определись для себя: готова ли ради мужа на всё? И если нет – то лучше тебе сразу отсюда исчезнуть и дорогу к этому дому забыть!
– Нет-нет, я готова! – поторопилась убедить её Лепнина.
– А если готова, – как бы и не замечая выраженного согласия, продолжала Аграфена, – то забудь про чувства! Про совесть, сочувствие и сострадание! Подруга его не постеснялась на сорок лет подкинуть ему еженощный кошмар и ужас! А ты до сих пор выбираешь: жалеть или не жалеть!
– Так её и в живых уже нет давно… – скромно вставила слово Любовь Степановна.
– Её может и не быть – проклятье есть! – безапелляционным тоном постановила Аграфена. – И передать его нужно быстро. У нас есть только три дня, чтобы перенести порчу! Такой уж сильный сглаз оказался. Не успеем до вторника – до конца дней страдать будет!
– Как до вторника? – схватилась за сердце Любовь Степановна. – Сегодня же суббота уже!
– Да, ситуация непростая! – призналась Аграфена. – Причём человек этот обязательно должен быть неглупым! Желательно – вровень с мужем! Понимаю, это трудно, но надо постараться!
– А кто – мужчина или женщина? – растерялась Любовь Степановна.
– В нашем случае неважно! Главное – найти! Ну что, есть на примете?
– Да это как же! – совсем опустила руки Лепнина. – Где же я такого найду? Завтра воскресенье, Никита в больнице, все в отпусках, хотя…
– Что? – увидев, что Любовь Степановна застыла в раздумьях, Аграфена стала нагнетать обстановку. – Есть кто?
– В понедельник, – осторожно начала гостья, – к мужу придёт адвокат, составлять завещание. Молодой парень, но, говорят, перспективный и умница.
– Отлично! – поддержала её выбор Аграфена и в подробности вдаваться не стала. – Где они встречаются?
– У нас на даче. Никиту завтра обещали выписать домой…
– На той самой даче, куда приезжала та женщина? – уточнила целительница.
– Да. Кстати, да! – Любовь Степановна будто очнулась от сна. – Это же именно та дача! Мы сейчас там живём, когда тепло.
– Просто отлично! – кивнула знахарка. – И как долго он у вас пробудет?
– Думаю, не меньше часа!
– Замечательно! Домашние животные есть?
– Кот Митридат и кошка Фурия, оба чёрные персы.
Аграфена взмахнула руками от удовлетворения.
– Превосходно! – воскликнула она. – Звёзды сошлись на твоём супруге! Чувствую, всё должно пройти как надо!
Любовь Степановна тоже обрадовалась и даже улыбнулась:
– А что я должна буду сделать?
– Слушай внимательно и запоминай!
И Аграфена начала подробно описывать, что потребуется от Любови Степановны. Во-первых, во всё это время до встречи мужа и адвоката она, Лепнина, не должна мыться. Из волос сила может уйти, пояснила целительница. Далее, к пришедшему обязательно нужно подвести кошку, чтобы он погладил, а ещё лучше – взял на руки. Предварительно, правда, кошку нужно заговорить. Текст заговора передаст Лепниной ассистент. Любовь Степановна догадалась, что ассистентом является тот самый юноша, который приглашал её войти. Читать заговор нужно семь раз в день: три раза с утра, три раза вечером и один – в полночь. При этом кошку следует посыпать солью. Всё это можно сделать до того, как мужчины уединятся, то есть при встрече гостя.
После того, как все дела будут улажены, Любовь Степановна должна дать молодому человеку гранатового сока, причём выпить его он должен до дна. В бокал нужно добавить каплю жжёного сахара и кусочек пепла, а также надо смочить в этой смеси чёрную нитку и незаметно оставить её на одежде гостя. Сразу после этого тот, на кого переводится проклятье, должен будет обернуться вокруг своей оси.
– Сделать это несложно, – поделилась опытом Аграфена, – можно сделать комплимент его костюму и попросить повернуться. Судя по всему, вы годитесь ему в матери, поэтому отказать вам ему будет непросто.
Во всей процедуре с соком, ниткой и вращением самое сложное будет заключаться в том, чтобы молодой человек попутно вдохнул особого порошка. И здесь Аграфена подсказала, как выполнить это условие проще всего. Достаточно поместить несколько размельчённых гранул на салфетку и дать её гостю после того, как он выпьет. Казалось бы, не проблема. Но вот только порошок может приготовить лишь сама Аграфена и за ним Любови Степановне придётся приехать ещё раз. Лепнина поспешно согласилась. Договорились назавтра. Ведунья предупредила, чтобы платок не видел солнечного света и был раскрыт непосредственно перед завещанием.
– Перед? – удивилась Любовь Степановна. – Я думала, всё это будет после завещания.
Аграфена возвела очи горé и объяснила, как учительница объясняет детям простое правило:
– Это только впоследствии слово «завещание» стали использовать юристы. А изначальный его смысл – передача проклятия. Выражение «завещаю» обозначало у славян «проклинаю». Твой муж и паренёк составят завещание, пускай так его будем называть. А ты совершишь настоящее, истинное завещание – перекинешь проклятье с любимого! Смотри, ты при мне сама обещание дала с пути не сходить!
Любовь Степановна сглотнула слюну и молча кивнула.
– Только выполни всё, как я тебе указала! – настояла Аграфена. – Иначе ничего не получится! И мужа потеряешь, и сама замараешься: в тонком мире очень не любят, когда дело до конца не доводят!
Лепнина сглотнула ещё раз и немного побледнела. Целительница удостоверилась, что цель наставления достигнута, и сменила тон на дружелюбный и поощрительный.
– Итак, поняла? Завтра приезжаешь ко мне за платком, тебе его передаст Рудольф, мой помощник. Он же сообщит прочие детали. Со мной тебе видеться больше не надо. Вопросы есть?
Сердце Любови Степановны бешено стучало. Ей безумно хотелось немедленно распрощаться и выбежать вон. Но она сдержала себя и один вопрос всё-таки задала:
– А что будет с молодым человеком?
– С адвокатом? – уточнила Аграфена и ответила тоном самым прозаичным. – Проклятье перейдёт на него. Теперь он станет видеть своего ночного двойника.
– И так бесконечно?
– Почему бесконечно! Пока не закончится действие заговора. Это может быть год, а может быть – сорок.
– И у него не будет возможности избавиться от этого?
– Передать сглаз! – так же буднично ответила целительница. – Или в день своего рождения сходить в церковь, поставить свечку Николаю Чудотворцу или Сергию Радонежскому. Только от завещания до его дня рождения должно быть не больше недели…
– Понятно! – оценила перспективы Любовь Степановна и приготовилась прощаться.
– Я дам тебе один простой совет! Можешь назвать его даже женским. – Аграфена подняла палец с огромным перстнем с топазом. – В мире полным-полно калек, сирот, обездоленных и юродивых. И если каждому из них помогать, можно упустить из виду своих близких и самых дорогих людей. Не думай ни о чём другом. Просто сделай всё так, как я тебе сейчас сказала, и у твоего мужа будет очень хороший шанс избавиться от его недуга! Держи это в уме, когда искушение заставит тебя задуматься о судьбе желторотика.
Любовь Степановна обменялась со знахаркой долгим взглядом и убеждённо кивнула. В ту же минуту из внутренних покоев показался бледный, как тень, Рудольф и пригласил посетительницу следовать за ним. Лепнина ожидала, что выходить будет тем же путём, что и попала к колдунье. Однако помощник повёл её дальше, как раз в ту самую дверь, из которой он недавно выглядывал. За ней оказалась едва ли не богаче обставленная каминная со множеством картин и предметов старины: фарфоровых ваз, серебряных подсвечников, кубков, блюд, статуэток и прочего. Впрочем, Любовь Степановна не успела толком рассмотреть всего великолепия залы. На полпути к следующей двери ассистент целительницы вдруг остановился, как вкопанный, и спросил прямо и конкретно:
– Вы упомянули о том, что готовы выложить любую сумму, лишь бы ваш муж исцелился. Вы подтверждаете эти слова, сказанные чистосердечно перед величайшей помощницей мира?
– Да, – Любовь Степановна несколько опешила, но слова подтвердила. Прежде чем она успела понять, что смутило её больше – прямолинейность и напор ассистента или весьма претенциозная характеристика «величайшая помощница мира», – Рудольф продолжил:
– Завтра вы договорились приехать сюда за платком, так?
– Так.
– Платок будет вымочен уникальной эссенцией. В её состав входит множество дорогих компонентов. Не считая неоплатной милости Аграфены по составлению и заговариванию смеси, вы готовы оплатить её стоимость?
– Да, конечно! – поторопилась подтвердить Лепнина, но сердце её уже сжалось, предвидя неминуемые расходы. Пугал её только неизвестный размер их.
– Очень хорошо! – продолжал, между тем, Рудольф. – Эссенция для заговора платка стоит тридцать тысяч рублей.
Любовь Степановна в первую секунду опешила. Подобная сумма, грубо говоря, за духи, которыми она смочет платок для адвоката… Её парфюм стоил в пять раз дешевле! С другой стороны, речь шла об исцелении её мужа. В этом контексте потратить указанную сумму казалось уже не столь затратным предприятием. Поэтому Лепнина скрепя сердце согласилась.
– Вы можете отдать деньги прямо сейчас, – ассистент произнёс фразу тоном учтивого предложения, но по сути это был самый настоящий приказ, невыполнение которого грозило отменой всех достигнутых соглашений. Тем более Любовь Степановну предупреждали, чтобы она взяла с собой крупную сумму наличными.
– Хорошо, – кротко согласилась она и открыла сумочку, чтобы достать кошелёк.
Лепнина отсчитала и отдала помощнику Аграфены деньги.
– Приезжайте завтра в десять часов вечера, – глядя прямо в глаза гостье, сообщил Рудольф.
Дальше можно было ожидать, что он проводит посетительницу к выходу. Но вместо этого он взял с массивного дубового стола какой-то каталог.
– Вы сразу понравились благодетельнице Аграфене, – начал он. – Не сомневаюсь, что она поможет вашей беде! Но переданные деньги пойдут исключительно на компоненты для эссенции. Если вы хотите по-настоящему отблагодарить нашу вселюбящую целительницу, то должны сделать ей подарок от чистого сердца!
С этими словами он раскрыл каталог и показал набор столового серебра без ценника.
– Вы могли заметить, что наша матушка очень любит серебро. Она бы очень хотела иметь вот этот набор, – он указал пальцем, – но скромность и привычка довольствоваться в жизни самым необходимым не позволяют ей купить его. Между тем, я уверен – она будет умилена до глубины души, если вы сделаете ей сердечный подарок!
Любовь Степановна распознала логотип сети ювелирных бутиков и мысленно оценила набор на картинке ещё в пятнадцать тысяч. Отступать назад было уже неудобно, поэтому она ответила утвердительно, но в то же время неопределённо:
– Ну, хорошо!
– Вот и замечательно! – с энтузиазмом отозвался Рудольф. – Вы хотите сделать Аграфене подарок прямо сейчас?
Любовь Степановна замялась.
– Да, давайте, – ответила она и снова потянулась к кошельку.
– О нет! – предупредил её желание ассистент. – Мне известен только код товара в магазине. Если вам будет удобно, вы можете оплатить картой!
– Банковской картой? – удивилась Лепнина. – Сейчас?
– О да! – подтвердил Рудольф и извлёк непонятно откуда переносной приёмник карт. Он начал вводить цифры кода, а сам продолжил: – Вставляйте вашу карту и вводите пин-код.
Уже на улице Любовь Степановна осознала, что всё произошло, как во сне. Она выполнила все требования помощника целительницы. Тот поблагодарил её, вернул карту, а распечатанный чек забрал себе. Напомнил приехать завтра в десять вечера и проводил до дверей. Первым делом Лепнина добралась до банкомата, чтобы проверить баланс и тем самым узнать стоимость своего подарка. Она выцепила листок, поднесла его к лицу и быстро посчитала.
– Семьдесят девять тысяч… – вслух, но шёпотом произнесла она. И так бы и ушла прочь, если бы стоявший за ней мужчина не напомнил ей вернуть из банкомата карту.
– Семьдесят девять тысяч! – повторила она уже на улице. Спустя пять минут она поняла, что ей не остаётся ничего, кроме как завтра в десять часов ехать за самым дорогим платком в своей жизни.