В начале одиннадцатого отец Дионисий уже подъезжал к клинике. Поздний вчерашний звонок от Любови Степановны со смиренной просьбой приехать к её супругу нисколько его не удивил. После службы он, как это нередко случалось, сел в машину и поехал исполнять очередную требу. Но вот только место назначения – психиатрическая лечебница – было весьма нетривиальным. На веку священника случались и буйнопомешанные, из которых его просили изгнать бесов, и припадочные. И явно нездоровые психически бабульки, которым мерещились кругом незваные и не желавшие уходить гости и которых они выгоняли посредством десятка кошек. Однако нынешний случай был особенным.
Священник слышал о Лепнине и представлял его человеком аналитического склада ума, не допускавшего различного рода «вымыслов» и «идей» и всю жизнь работавшего по схеме, назвать которую правильнее всего можно было бы здравым рассудком. Отец Дионисий знал многих людей схожего склада, но они либо отдавали религии дань уважения как традиции, либо воспринимали её как условность и суеверие. Либо пытались познакомиться, как занятый микробиолог знакомится на досуге с живописью – три раза в неделю после ужина. Лепнин, судя по всему, не относился ни к одной из указанных групп.
Исходя из того, что отец Дионисий слышал о нём, Никита Александрович не обращал внимания на религию как на объект своего интереса в принципе, вовсе. Примерно так, наверное, не интересуется микробиологией увлечённый живописец. Только вместо мастерской у Лепнина был десяток успешных проектов, вместо кисти – коммерческая хватка, а взамен вдохновения был встроен исключительно трезвый и взвешенный расчёт.
Ворота оказались открыты, и иерей въехал на территорию лечебницы. У нужного корпуса священник припарковался и вышел, захватив с собой объёмный чемодан, напоминавший больше переносной сундук или ларь. Бордовый подрясник отца Дионисия привлекал к себе взгляды окружавших, но никакого смущения его владелец по этому поводу не испытывал и уверенно шагал ко входу в здание.
Внутри священник поздоровался с охранником на вахте и спросил, как ему найти палату Лепнина. Оказавшая рядом медсестра вызвалась проводить необычного гостя и, пройдя по коридору к нужной двери, отворила её и предварила появление церковного служителя.
– Здравствуйте! – весело и с детским огоньком в глазах поздоровался отец Дионисий. Никита Александрович встал с постели, на которой до этого сидел в ожидании встречи, и направился к иерею.
– Здравствуйте! – ответил он и столь же любезно улыбнулся. – Рад вас видеть!
– Взаимно! – они пожали друг другу руки.
Ещё некоторое время продолжалась светская часть приветствия, которая плавна перетекла в обсуждение погоды, последних новостей и некоторых отвлечённых материй. Наконец, подобрались к истории болезни. Никита Александрович посетовал на то, что упекли его сюда, в общем-то, по настоянию жены. Что, если бы он не хотел её этим успокоить, то и не подумал бы ложиться в больницу. Отец Дионисий согласился со сказанным. Но вместе с тем отметил, что за здоровьем, во всех его аспектах, следить необходимо и что любое обследование и терапия не пойдут во вред. Лепнин согласился в ответ, и подобающая случаю дипломатическая составляющая оказалась выдержана.
– Я слышал, – осторожно начал священник, – ваш, скажем так, ночной брат при смерти…
Никита Александрович помедлил.
– Вы знаете, я даже рад, что Люба всё вам рассказала. Вы можете удивиться, но лично я не вижу в моей истории ничего странного. Я не знаю, почему я вижу во сне своего двойника, который ведёт самую настоящую скотскую жизнь, но это даёт мне силы не сдаваться под бременем обстоятельств. И всегда давало! Не знаю, как можно назвать причину такой… – он подобрал слово, – аномалии – Бог ли, глубины человеческого сознания или неведомое демоническое наваждение… Но я не жалею о том, что я вижу себя таким, каким бы я мог быть!
Да, – продолжил Лепнин после паузы, – Дэнис, так зовут моего «двойника», сейчас не то чтобы при смерти, но в силу возраста, образа жизни и здоровья, совершенно очевидно, долго не протянет. Опять же – я не знаю, как скажется на мне его смерть. Однако мне кажется, я это переживу!
Никита Александрович даже рассмеялся, видимо, подчёркивая стабильность своего состояния, за которое врачи и близкие переживают, по большому счёту, зря.
– Сказать по правде, я так и думал! – признался священник. – Мне почему-то сразу показалось, даже из рассказа Любови Степановны, что вы человек рассудительный и волевой. Подобных людей я встречал в своей жизни немало. Но все они, к сожалению, готовы биться лбом в стену, доказывая, что учение, не являющееся частью их опыта, является ложным или откровенно шарлатанским. Я даже разговаривал с одним академиком, заслуженным физиком, так вот в нём желание опровергнуть догматы, кажется, превышало любопытство в познании вселенной. Вы же, я так понимаю, не имеете привычки судить о чём-либо, пока не узнали или не столкнулись с этим?
Лепнин на секунду задумался.
– Хм, может быть и так! – согласился в итоге он или же дал возможность себя убедить. – Просто, когда я рассказываю близким о том, что со мной происходит, все они наперебой предлагают свои версии, как будто каждый день сталкиваются с подобными проблемами. Один только Флоровский, доктор в этой клинике, – Лепнин обвёл рукой всё окружающее, – мыслит наиболее адекватно. Если не сталкивался с такими же случаями в своей практике – так и говорит: не сталкивался! Если не знает точно, чем объяснить, – так и признаётся: не могу ответить на этот вопрос! Или: это всего лишь моя интерпретация. За это я его уважаю. Вообще уважаю конкретных людей! Девяностые придали данному определению тёмный окрас, но, по сути, способность не растекаться мыслию по древу, а конкретно мыслить и излагать – самый верный признак интеллекта. Может быть, я потому и лёг сюда, что мне импонирует подход Флоровского. А как, кстати, церковь относится к подобным явлениям? Давно хотел спросить! – не удержался Никита Александрович.
– Боюсь, позиция церкви может вам не понравиться, – предупредил отец Дионисий. – Православие отчасти унаследовало от древних греков представление о том, что сон и смерть – родные братья. В греческом пантеоне Гипнос и Танатос, действительно, были родными братьями, сыновьями Ночи, Нюкты. Христианскому мировоззрению также не чужда идея, что во сне человек открывается для тонкого мира, мира тёмного и демонического. Некоторые святые отцы и вовсе призывают не запоминать и не размышлять о снах, так как те, по их мнению, не несут в себе ничего хорошего. Ничто в них не от Бога, считают они. Не столь радикальные писатели, тем не менее, тоже говорят, что во сне могут активно действовать бесы-искусители, цель которых – сманить и склонить человека к греху.
Один популярный сегодня в церковных кругах писатель, игумен в монастыре, рассказывал, что во сне дух Гоголя – по крайней мере, так он сам ему представлялся – призывал его покончить с собой. Ученику католического святого Франциска Ассизского являлся дьявол в обличии Христа и увещевал бросить молитвы и пост, так как они уже не спасут его от геенны. Франциск предположил, что Христос вряд ли смог бы сказать такое, и призвал ученика в следующем сне помочиться на лжехриста.
Одним словом, в целом, в христианстве отношение к снам, мягко скажем, осторожное и неоднозначное. По крайней мере, настороженное уж точно. Однако я не могу припомнить ни одного случая в церковной истории, чтобы некий двойник являлся человеку во сне на протяжении сорока лет. Тем более что, я так понимаю, он вас не искушает и не призывает ни к чему плохому. Даже наоборот – вы мотивируете себя на новые свершения, глядя на моральную, творческую и карьерную гибель своего alter ego.
– Да, всё верно! – несколько раз кивнул в знак полного согласия Лепнин.
– Я поговорил со своими знакомыми священниками, – продолжил Дионисий, – но никто из них не смог припомнить похожего случая. Если вам будет интересно, я могу поставить вопрос перед архиереем на ближайшем епархиальном собрании…
– Не стоит! – поторопился отказаться Никита Александрович.
– …в целом, у меня может быть примерно такой же ответ: в церковной литературе вопрос освещён недостаточно для однозначной оценки и ответить на него мы можем, собрав консилиум. Извиняюсь за медицинский термин, – немного смутился священник.
– Ничего страшного! – улыбнулся Лепнин. – Знаете, вы мне сейчас отчего-то, несмотря на одеяние и внешний вид в целом, и слог речи, – напомнили юриста. Не в смысле казуистики, а… в хорошем смысле! – нашёлся он. – Вы, как и Флоровский, рассуждаете конкретно, что, мне кажется, весьма затруднительно в вашей области.
– Отнюдь! – поторопился опровергнуть данное предположение отец Дионисий. – Христианский подвиг сродни атлетизму. Можно поднимать камни на гору, чтобы стать сильным. А можно трудиться системно, чтобы развиваться гармонично. Только вместо гирь и гантелей у нас молитвы, посты и глубокий самоанализ. Христианство вообще – очень конкретное учение, прямо как вы любите. Проблема в том, что его обширность и многослойность открывают простор для суеверных людей, которые совершенно в казуистическом духе, как вы выразились, переливают догматы в гороскопы или приметы!
– О, да! – горячо согласился Никита Александрович. – Мне стыдно признаться, но если бы моя супруга слышала наш разговор, то обязательно объяснила бы мой случай тем, что мой заместитель пролил мне на новую рубашку кофе, который размешал левой рукой. Ну или прочей чепухой, в которую многие почему-то верят гораздо охотнее, чем в статистику проливания кофе на новые рубашки.
– А мне стыдно признаться, – откровенностью на откровенность ответил священник, – что даже среди церковных людей, в том числе у меня в приходе, суеверие сродни лихорадке или поветрию. Передать свечу через левое плечо считается большим грехом, в то время как отказ от стирки в праздник – признаком благочестия. Иногда складывается такое ощущение, что людям настолько тягостна свобода мышления, что они добровольно ищут ярмо, которое смогли бы нацепить себе на шею.
– Почему же именно суеверие, интересно? – спросил Никита Александрович.
– Потому что с ним всё очень просто. Закономерности могут плодиться буквально в процессе объяснения непонятного, а их интерпретации позволяют оправдать всё что угодно! Не сделал задуманное? Это потому, что кошка перебежала! – привёл пример отец Дионисий. – Поссорился с родственником? С утра встретил соседа с пустым ведром. Ну и так далее до бесконечности. Перекладывать ответственность с самого себя на обстоятельства – очень удобно для людей, которые привыкли себя жалеть и оправдывать. Но главный довод всех суеверных и верящих в гороскопы – «вы просто этого не пробовали, но всё это работает!». С такими людьми очень сложно разговаривать. Это как с алкоголиками – они могут признать факт зависимости, только прекратив пить. Но так как они этого не делают, то и признавать им, получается, как бы нечего.
Разговор разгорался, как осенний костёр. Никита Александрович и отец Дионисий настолько увлеклись, что прервала их уже медсестра, которая пригласила пациента на обед и напомнила о прописанных таблетках. Но и после этого собеседники задержались ещё на полчаса. В итоге они успели обсудить последние события в церкви и инженерии, поговорили о религиоведческих концепциях и бизнес-моделях и даже подискутировали об автомобилях. Одним словом, к концу встречи оба смотрели друг на друга как на старого приятеля и были безусловно довольны представившимся случаем поговорить.
Лепнин поблагодарил священника за то, что тот нашёл время придти его поддержать. Отец Дионисий, в свою очередь, пожелал выздоровления и пообещал молиться за Никиту Александровича, его супругу и детей. Простились совершенными друзьями, но, впрочем, откровенно признали, что случай вряд ли сведёт их снова вместе.
– На всё воля Божья! – философски заметил отец Дионисий.
– Будет день – будет пища! – подтвердил Лепнин.
И, скрепив знакомство рукопожатием, продолжавшимся секундой дольше положенного простым этикетом, мужчины простились и разошлись по своим делам.