Тяжёлая ночь
Февраль прошлого года
«Так вот почему его лицо показалось мне знакомым! – осенило Алексея. – Конечно, это же был Максим!!! Я не узнал его, потому что он сильно изменился за последние годы! Но нет, почему же я не признаюсь себе в самом главном? Получается, я умер смертью Тимура? Всё сходится! Это не психическое расстройство и не галлюцинации! Это чужая смерть, о которой меня не предупредили! И в тот момент, когда я выскочил из могилы, это был не я, а душа Тимура! Господи, страх-то какой! Нет! Нет!! Это нужно немедленно прекращать!!! Я сейчас же поеду к нему и обо всём договорюсь!».
Алексей помедлил, потому что не мог вспомнить ни улицы, ни номера дома господина в клетчатом. Наконец, он собрался с мыслями и деликатно обратился к водителю:
– Слушай, мне сейчас нужно подъехать в одно место, но я совсем забыл адрес. Это в центре, возвращайся туда, а я тебе покажу дорогу.
Всего через двадцать минут машина Афанасьева прибыла к старинному двухэтажному особняку. В своё время это здание относилось к памятникам архитектурного наследия города, однако необъяснимым образом оно было приватизировано, и теперь здесь вольготно проживал всего один человек. Прислуги он, кажется, не держал, гостей не принимал, а выезжал ли куда сам – одному Богу известно. Во всяком случае, в какой бы час ни приехал к нему Алексей, господин в клетчатом находился здесь и всегда бодрствовал.
Молодой человек долго не решался подняться по каменным парадным ступеням. Наконец, вышел из машины и направился к дубовым дверям с двумя искусно вырезанными львами, стоящими на задних лапах и готовыми в любой момент наброситься друг на друга. Алексей позвонил. Спустя полминуты одна из дверей отворилась и в проёме показался почтенный муж лет шестидесяти в твидовом пиджаке песочного цвета в крупную клетку. Господин осмотрел парня с головы до ног и немного скрипящим голосом пригласил гостя войти:
– Добрый вечер, Алексей Михайлович! Всегда рад Вас видеть! Проходите, сделайте милость!
И он жестом попросил Алексея войти и раздеться. После того, как молодой человек повесил пальто и шарф, господин в клетчатом провёл его в свой кабинет, усадил в кресло и разлил по пузатым бокалам коньяк.
– Юлий Цезарь, – заметил хозяин, – называл пиво варварским напитком и предпочитал вино. Я же склонен усматривать в коньяке перегнанное вино, а в виски – пиво. Поэтому из крепких напитков могу угостить Вас только коньяком. Есть ещё ром, если хотите…
– Нет! – поспешил перебить господина в клетчатом Алексей. – Если совсем честно, то я пришёл к Вам по делу.
– Пожалуйста, – с живостью согласился тот, – я Вас внимательно слушаю!
Подобная открытость удивила и, оттого, несколько смутила Алексея. Он заметно стушевался и некоторое время не знал, с чего начать.
– Пожалуйста! – повторил господин в клетчатом. – Если Вы желаете прекратить пользование данной Вам возможностью, то есть если Вы больше не желаете умирать смертями других людей, – одного Вашего устного заявления будет вполне достаточно.
Хозяин особняка встал и зашагал по кабинету.
– Всякое бывает! – с жаром продолжил он. – Как правило, люди не предполагают последствий того или иного дара и в дальнейшем вынуждены пожинать плоды своего суетного стремления им обладать. Вы, например, не ожидали смерти собственным одноклассником! Но такое бывает. Вы даже не представляете, что подчас происходит с Вами. Помните разносчика пиццы, который попытался пристать к Вашей супруге и её подруге? Вы ведь его нашли и наказали, чтобы было не повадно! Но вряд ли Вы знаете, что после этого он, и так обиженный судьбой, совсем опустился на дно и был забит железным прутом в подпольной битве бездомных. Да, не смотрите на меня так – в тот раз Вы умерли именно его смертью!
Алексей покачнулся на месте и открыл рот, потому что прекрасно помнил эту смерть. Но, разумеется, он ни в коем случае не подозревал, что умер человеком, которого сам оставил без человеческого достоинства и средств к существованию.
– А сколько ещё запутанных, удивительным образом взаимосвязанных случаев происходит с людьми! – таинственно, но в то же время обыденно продолжил хозяин особняка, не дав собеседнику времени опомниться. – Ситуация осложняется тем, что почти все начинают по-другому смотреть на жизнь. Либо приобретая что-то поистине важное, чего они раньше не имели и не ценили. Либо теряя то, что они считали само собой разумеющимся. В фильмах отмена таких сделок наталкивается на глупые фразы типа: «Нет, теперь уже ничего нельзя вернуть назад!» или «Ты сам выбрал этот путь, пройди же его до конца!». Мы с Вами не в кино. Поэтому, если Вы пришли – по какой-либо причине – отказаться от дара или проклятия умирать смертью других, то у нас всё может разрешиться на основании изначального договора. Насколько я помню, Вы согласились отдать самое ценное, что у Вас есть. Отдавайте – и будьте свободны!
И господин в клетчатом выставил вперёд открытую ладонь, будто речь шла о каком-то пустяке. Алексей молчал, потупив взор. Тогда хозяин убрал руку и продолжил сухим, юридическим тоном.
– По крайней мере, теперь мы оба ясно понимаем, зачем Вы пришли. Насколько я могу судить, основное затруднение заключается в неопределённости самого ценного. Отдавайте жизнь – и мы в расчёте! У меня есть отличная коллекция револьверов! В качестве альтернативы могу предложить также яды. Недавно приятель привёз шикарный нейропаралитический яд из секреции четырёхсот амазонских муравьёв. Укус каждого по степени боли соответствует укусу тридцати ос. А тут их – четыреста! Представляете, какой фаршмак с человеком происходит? Лёгкие уже отказали, дышать не получается, зато боль ощущается адская!!! Ещё бы – эквивалент единовременной атаки двенадцати тысяч ос! Даже не знаю, поместится ли такое количество в принципе на человеке? Надо будет на досуге подсчитать. Или что-то более традиционное? Цикута? Передозировка морфием?
У Алексея задрожали губы. Он сидел, сжавшись в клубок, и боялся пошевелиться. На глазах у него наворачивались слёзы.
– Понимаю… – наставнически-проникновенным тоном посочувствовал господин в клетчатом. – «Я такой молодой, мне ещё рано умирать!». Проблема человеческого мышления заключается в ограниченности. Всего около двух процентов мужчин на вопрос, кого они больше предпочитают – блондинок или брюнеток, отвечают оригинально. Например, «рыжие» или «и те, и те»! А ведь можно и вовсе не отвечать. Люди – как дети в школе: они начинают понимать, что задачу жизни можно было решать по-другому, только когда заканчивается урок и учитель даёт ответ! Неужели Вам это не известно, Алексей Михайлович? Вы же столько раз умирали за других, что можно было идеальным образом приготовиться к смерти! К чему я всё это клоню… Я ставлю вопрос: револьвер или яд? – а Вы молчите! Да где же Ваша человеческая свобода?? Где фантазия? Почему Вы просто не скажете: дайте мне ещё один год, потому что я должен увидеть своего ребёнка от любимой женщины!? Почему Вы не попросите умереть так, чтобы Лиза думала, что Вы разбились на машине, уходя от столкновения с пионерами? Где, чёрт побери, Ваша человеческая сущность? Стоит мне выйти на улицу, и у меня такое ощущение, что вокруг все воды в рот набрали, как рыбы. Все чего-то хотят, чего – не знают, сделать это боятся и сидят на месте – отличная жизнь! Это всё равно что запереться в пустой комнате с энциклопедией всего на свете и истратить её на самолётики! Это всё равно что очутиться на необитаемом острове с красоткой и съесть её на ужин! Скажете Вы мне, наконец, чего изволите, или нет? – неожиданно взревел господин в клетчатом и вжался в ручки кресла, на котором сидел Афанасьев.
Молодого человека бросило в пот. Алексей судорожно сглотнул слюну и чуть не захлебнулся. Испуганный, затравленный, он, тем не менее, поднял голову и срывающимся голосом заговорил:
– Скажу. Я хочу увидеть нашего с Лизой ребёнка и умереть в той аварии, о которой Вы упомянули, спустя…
– Ну! – наклонился к нему хозяин. – Много не дам!
– …спустя полгода.
Господин в клетчатом пиджаке улыбнулся и сделал шаг назад.
– Красавчик! – оценил он. – Если я соглашусь на такие условия, ты и сексом-то прекратишь заниматься, чтобы эти высокопарные «спустя полгода» не наступили никогда! Ладно, следует идти навстречу молодости. На всё вместе отпускаю год и три месяца! Сегодня зачнёте – полгода с ребёнком проведёшь! И, кстати говоря, благодари судьбу…
В этот момент у Алексея зазвонил телефон.
– Как же не вовремя! – глухо прорычал парень и достал мобильник. На экране высветился номер Техретина.
– Не вовремя – это когда застаёшь жену с любовником и начинаешь икать… Ответьте, будьте так любезны! – предложил хозяин дома и аристократично выставил вперёд открытую ладонь.
– Ничего серьёзного! – поторопился откреститься Алексей и собирался отменить вызов, но господин в клетчатом пиджаке его предупредил.
– Не нам судить, серьёзно или нет! – увещевал он. – Мы не узнаем этого, если будем молчать! Ответьте, я прошу Вас!
– Неудобно! – смутился Алексей. – Я перезвоню через десять минут, это не проблема!
– Проблемой окажется, если через десять минут будет уже поздно. Моя гостиная в полном Вашем распоряжении! – и он рукой указал дверь.
Не зная себя от стыда, Алексей пробежал в соседнюю комнату и нажал кнопку ответа.
– Да! – нервно отрезал он.
– Алексей, Алёшенька, ты моя последняя надежда, умоляю тебя, заклинаю, помоги мне, пожалуйста! – раздался нестерпимый плач по ту сторону. – Я не могу больше на это смотреть! Моё сердце разрывается! Я не выдержу! Пожалуйста, умри за моего отца!!!
И трубка наполнилась надломленным рёвом искалеченного, раздавленного и убитого горем Техретина. Алексей был готов разорвать его на куски, когда раздался звонок, но теперь совершенно не знал, что делать.
– Что случилось, Сергей Юрьевич? – его голос задрожал от волнения. – Ваш отец умирает?
– Да!!! – по-животному застонал Техретин. – Я больше не могу этого видеть! Его всего обкололи наркотиками, но они больше на него не действуют! Врачи сказали, дело одного-двух дней! Алексей, я умоляю тебя! Я стою сейчас на коленях! Помоги!!! Если я ещё ночь просижу рядом – я сойду с ума или наложу на себя руки! Клянусь, я убью себя!!!
Последние признаки присутствия духа покинули Сергея Юрьевича, и он стал нести бессвязный бред, перемешанный с воем, всхлипываниями и призыванием высших сил. Алексей заплакал сам, потому что не знал, что делать. Он уже договорился с господином в клетчатом пиджаке! И через минуту попросит его умереть ещё одной смертью? Однако безутешный плач Техретина, обессилевшего от болезни отца и собственной нищеты, перевесил чашу. Алексей пообещал помочь и со всей воинственной решительностью вернулся в кабинет, где его ожидал хозяин.
– Я согласен на все Ваши предложения! Но я прошу Вас об одной услуге! Я должен умереть ещё один раз – последний! После этого и тело моё, и душа – в Вашем полном распоряжении!!! Только её не трогайте, прошу Вас! Делайте со мной, что хотите!!! Но её оставьте! Она не заслужила несчастья! Если да – отпустите меня ради последнего моего греха! Если нет – я вернусь сюда через отпущенный Вами срок и застрелюсь! Или приму яд!! Или всё что угодно на Ваше усмотрение!!! Скажите только быстрее: да или нет?
Господин в клетчатом пиджаке помедлил несколько секунд и ответил:
– Ваша дерзость меня подкупает, а Ваша молодость её оправдывает! Раз уж Вы пошли ва-банк, я отвечу Вам следующим образом. Вы можете умереть последней смертью, но взамен Вы сами отойдёте в мир иной раньше названного срока! Когда именно и при каких обстоятельствах, я Вам не скажу! Затрудняюсь определить, наказание это или награда… Помните одно: в жизни всегда есть выбор! И зависит он только от Вас самих!
Хозяин отпил коньяка, отвернулся и бросил через плечо:
– Поторопитесь! По всей видимости, Ваше дело – безотлагательное!
И он сделал жест, который можно было истолковать только одним образом: идите скорее, пока я не передумал, и не вздумайте меня благодарить! Алексей прошептал «спасибо» и ринулся прочь, на улицу, к Техретину. Парень буквально влетел в салон автомобиля, с судорогой в голосе назвал водителю адрес и потребовал ехать как можно быстрее. Всего через несколько минут машина остановилась у подъезда Сергея Юрьевича и Афанасьев бросился к крыльцу. Взбежал по ступенькам и несколько раз настойчиво позвонил.
Дверь отворилась, и на пороге показался бледный, небритый и исхудавший донельзя Техретин. Глаза мужчины были ярко-красными от слёз, а волосы за прошедшее с последней встречи время поседели до корней. Сергей Юрьевич немедленно впустил Алексея внутрь и заключил в железные объятия. После чего разрыдался в голос и сполз на пол прямо в коридоре. Молодой человек попытался удержать его на месте, но Техретин, казалось, потерял всякий интерес к тому, что происходит с его телом и душой. Все свои силы он отдавал тому, чтобы хотя бы немного облегчить страдания своего отца.
– Он там, – охрипшим голосом выдавил из себя Техретин и беспомощно указал пальцем куда-то позади себя. Афанасьев оставил мужчину и направился к спальне, откуда доносился нечеловеческий рык. Как будто демона, вселившегося в волчонка, капканом перерубило пополам, но по своей природе он не может умереть и вынужден влачить существование в почти до конца угасшей жизни. Но то, что Алексей увидел, казалось, подрубило ноги и ему самому. Молодой человек отшатнулся, лишился чувств и с грохотом рухнул на спину.
Когда он пришёл в себя, то не сразу сообразил, где находится. В полутьме под ногами хлюпал влажный дёрн, а ветер приносил с собой запах навоза и горящего мусора. Странное место являлось словно частью огромного живого организма, потому что «земля» и «небо» колыхались, будто бы дышали. Вокруг на табуретах сидели измученные тени, покрытые мерзкой слизью. И все были либо с увечиями, либо с каким-то уродством. У не утратившей былое очарование женщины изо рта свисал огромный язык размером с мешок, который мешал ей есть, передвигаться и даже просто спать в одной позе. Накаченный парень в кожаной кепке подходил ко всем подряд, спрашивал время и со всей силы бил себя в живот или в нос. После этого он падал наземь, корчился несколько минут и шёл искать новую жертву. От постоянных побоев синяки у него под глазами свисали до постоянно окровавленного носа, а из рук и ног торчали пожелтевшие переломанные кости.
Алексей не успел хорошенько рассмотреть остальных, как с запада подул жаркий ветер и нахлынула волна помоев высотой с небосвод. Горячая, булькающая дрянь подхватила молодого человека и вместе со всеми выплеснула из темноты на свет. Алексей обернулся, чтобы посмотреть, где он только что побывал. И успел заметить только огромного – размером с город или даже больше, – жирного и уставшего монстра, которого вырвало находившимися внутри людьми. Оказавшись снаружи, все они приняли нормальный человеческий облик и вернулись к земным делам. Очаровательной женщине зашивали на операционном столе ножевое ранение, после того как она, вернувшись ночью домой навеселе, солгала потерявшему покой мужу об измене, чтобы просто позлить его. Избивавший самого себя парень умирал в сугробе в десяти метрах от загородной сауны от неожиданно открывшейся язвы. А сам Алексей быстро вернулся в кровать, где он, обколотый анестетиками несчастный старик, всё никак не мог уйти прочь из этого мира.
Труднее всего оказалось сделать обычный вздох, потому что дышать было решительно нечем из-за смрадных миазмов гниющей кожи, а слабые лёгкие отказывались служить престарелому телу. По вмятой груди бегали жёлтые насекомые – результат медицинских препаратов и признак наступившего от боли безумия. Алексей попытался смахнуть с себя мелких тварей – ватные руки беспомощно опадали вниз и доставляли при этом такую боль, словно бешеный костоправ рывками выдёргивал их из плеч и от безделья заново вставлял обратно. Глаза не слушались приказов воспалённого мозга и вращались с разной скоростью независимо друг от друга. Духовой оркестр за стеной репетировал симфонию Лигети Дьёрдя.
Отворилась дверь, и в проёме показались врачи скорой помощи. Один из них подошёл к Алексею, чтобы пощупать пульс. Прикосновение доктора отозвалось резкой судорогой в ножке кровати, которая почему-то стала частью тела, так что молодой человек смог её ощущать как собственную. Неожиданно фельдшер обвил вокруг шеи Афанасьева хирургическую нить, резко дёрнул и отделил от туловища голову Алексея. Её тут же отнесли вниз, завыла сирена, и врачебная карета сорвалась с места.
Подробностей поездки Алексей уловить не смог: так много всего роилось в мыслях, что черепная коробка больше напоминала улей с миллиардами образов, воспоминаний, ощущений и страха. В следующее мгновение – или прошло полчаса? – в височную долю с одной стороны с такой силой всадили металлический прут, что он вышел с другой. На стержень насадили ещё несколько голов, которые прижались друг к другу ушами и смотрели в одну сторону. Шампур закрепили, закрыли за стеклом и включили печь, так что кожа и мозги стали постепенно поджариваться.
Через час блюдо сняли. С горячего прута огромным топором сбросили почерневшие скукожившиеся головы, которые немедленно повезли назад к Техретину. В строго определённом порядке и очень оперативно тот закрепил их на стене перед отцом. И только теперь Алексей понял, что на самом деле его голова на месте, а он сам с маниакальной тщательностью умирающего рассматривает почерневшие от времени розы на старых обоях и видит в каждом цветке обугленные лица своих родных и знакомых. Причём лица вразнобой разговаривали, пели и ругались. Но как только в комнате появился незнакомый молодой человек, все они разом смолкли и превратились обратно в розы. На Алексея, словно из зеркала, посмотрел вошедший, округлил глаза и моментально потерял сознание…
Афанасьев и сам неоднократно лишался чувств. Проблески ума открывали ему родственников, неустанно присматривавших за ним. Его сын стоял на коленях, ронял голову на кровать и безутешно рыдал. Под умирающим периодически меняли полотенца. Выносили за ним горшки. Вводили в капельницу шприцы с мутной жидкостью. Тогда боль совсем чуть-чуть отступала, а на её место приходили всё новые и новые фантасмагории.
Алексея пилили заживо. Вырезали из его сердца фигурки. Замораживали, отламывали и скармливали тумбочке его сухие жёлтые ноги. Кожа парня начинала покрываться рыбьей чешуёй, которая осыпалась при появлении в окне третьего этажа огромного рыжего кота, летящего на юг. Из ковра выползали радужные змеи каждый раз, когда поправляли подушку. В таком забытье Алексей проводил минут пятнадцать, максимум полчаса, пока всеобъемлющая, нестерпимая боль не возвращалась снова. Тогда его грудь разрывало на части, а остальные части тела словно отбивали на наковальне безжалостные кузнецы.
Агония продолжалась четыре с половиной дня. За это время Алексей побывал в тысяче мест, увидел неисчислимое множество неизвестных науке животных и растений и был убит каждым вторым встреченным им живым существом. Это были люди, сговорившиеся между собой деревья, скалы и реки, всеведущие старинные ножи и даже навязчивый сиамский близнец. В один из дней он явился неизвестно откуда, прилепился к парню, после чего немедленно скончался от сердечного приступа. Кровь Алексея стала перетекать к близнецу, в результате её не хватило живой половинке, и оба окончательно умерли. Правда, когда Афанасьев пришёл в себя, оказалось, что ему не могут остановить кровь из истлевшей вены.
Наконец, все страсти, звуки и ощущения начали утихать, и вскоре наступил вечный, нерушимый сон. Отец Техретина умер без четверти три ночи – за четыре с половиной часа, а не дня, как показалось Алексею. Его разбудили, как только старик испустил последний вздох. Перед диваном, куда перенесли так и не приходившего в себя всё это время Афанасьева, потупив взор сидел Сергей Юрьевич. Он молча плакал. Но не рыдал и не бился в истерике. Сидел и горько плакал. Горько, но с облегчением. Заметив, что Алексей открыл глаза, он оживился:
– Всё кончено! Он упокоился…
И продолжил, сглотнув слюну:
– Как это было – умереть им?
Алексей попытался встать, но всё его тело будто пропустили через жернова – настолько неотступно, свинцово ныла каждая мышца. Он попробовал ответить, но губы и язык беспомощно шевельнулись и ужалили молодого человека тысячей болезненных игл. Во рту было сухо, хотелось пить. В эту минуту Алексей согласился бы умереть сам.
– Как всё болит! – наконец-то простонал он, не в силах хотя бы немного повернуться и страдая от нынешнего положения тела. – Можно мне поспать у вас?
– Конечно! – поторопился заверить его Техретин, хотя и хотел сейчас больше всего на свете узнать, как умер его отец. – Сколько угодно – хоть всю ночь и весь день!
– Всю ночь? – переполошился Алексей. – Сколько сейчас?!
Сергей Юрьевич посмотрел на часы и ответил:
– Три часа.
– Три часа??? – взревел Афанасьев и подскочил на месте, отчего всё его тело пронзила мучительная боль. – О, Господи, как же ломит… Мне пора ехать! Лиза, Лиза… Я уезжаю!
И несмотря на все уговоры Техретина и его семейных, Алексей быстро, насколько позволяло ему его состояние, оделся и выбежал на улицу. Во дворе выхлопная труба машины дымила непрестанно. За рулём мирно спал, откинувшись назад, уставший водитель. Он поначалу даже не узнал постаревшего лет на пятнадцать начальника, который стучал ему в стекло с видом жестоко обманутого и готового на расправу пенсионера.
– Просыпайся, просыпайся! – приказал Алексей и с трудом, как дряхлый старик, поместил своё непослушное тело на соседнее с перепуганным со сна шофёром кресло. – Вези меня домой! Быстро!
– Алексей Михайлович, – с состраданием поинтересовался водитель, – что с Вами случилось? На Вас лица нет!
– Как нет? – переполошился Афанасьев и ощупал непослушной ладонью глаза и нос. – Всё на месте, что ты несёшь? Или чего-то не хватает?
Парень за рулём подумал сначала, что его начальник шутит. Но когда тот стал проверять наличие ушей и губ, понял, что действительно произошло что-то неладное. «Уж не в притон ли для наркоманов я его привёз?» – промелькнула у него мысль. И, подозрение, надо сказать, было отнюдь не беспочвенным. Афанасьев был бледен, как воск. Его глаза блестели, будто он не спал трое суток, и бегали из стороны в сторону, как у зверька. А сальные, взъерошенные волосы торчали в разные стороны, как если бы он всё это время работал с высокой температурой.
«Бред какой-то! – в свою очередь думал Алексей. – Самый настоящий бред! Что произошло? Визит к господину в клетчатом, смерть отцом Техретина, эти бессвязные, невероятные и ужасающие картинки! Как всё-таки страшна смерть… Может быть, из-за того, что раньше я её по-другому себе представлял, я и боялся её иначе? А теперь я боюсь её по-настоящему! Интересно, а что – если бы я выбрал тогда не смерть, а сумасшествие? Это ведь в определённом смысле лучше, чем смерть? Мерещились бы всякие недотыкомки! Ходил бы искал шишнарфне! Нет, нет! Не хочу опуститься и умереть в совершенном безумстве, не понимая, что происходит! Раз уж и предстоит мне скоро проститься с миром – надо сделать это так, как требует того мой мужской долг – с честью и достоинством, сделав для Лизы всё, чтобы она прожила полноценную и счастливую жизнь! Пускай с другим мужчиной, пускай с ним ей будет во сто раз лучше, чем со мной – я хочу этого всем сердцем и я сделаю всё от меня зависящее, чтобы так и произошло! Потому что я люблю тебя, Лизанька! Я еду к тебе! Я скоро буду!».
– Алексей Михайлович, с Вами точно всё в порядке? – не на шутку разволновался водитель. – Телефон всё ещё звонит! Вас не услышат, если Вы не поднимете трубку!
Налившимися кровью глазами Афанасьев взглянул сперва на шофёра, затем на свой телефон и только теперь услышал мелодию звонка.
– Я что-то сказал вслух? – уточнил Алексей.
– Да, Вы сказали, что скоро будете! Если это Ваша жена, то Вам осталось только подняться к ней, потому что мы уже подъехали…
Не поворачивая головы, Алексей перевёл взгляд на улицу и увидел, что машина, действительно, припаркована у подъезда его дома.
– Долго мы добирались?
– Да минут десять, Алексей Михайлович! Может, Вы уже ответите?
Афанасьев улыбнулся Лизиной фотографии на дисплее и нажал кнопку:
– Алло!
– Лёша, слава Богу! У тебя всё хорошо? Я жутко переживаю! Я звонила тебе раз сорок, но ты не брал трубку! Я знаю, ты был на юбилее, но всё равно волновалась! Почему ты не написал мне сообщение? С тобой ничего не случилось? Где ты?
Алексей преобразился в лице и чуть ли не закричал в трубку:
– Лиза! Лиза моя дорогая! Я здесь! Я уже здесь! Я подъехал! Я сейчас взлечу к тебе! Я очень соскучился, честно! Я тебя обниму и расцелую всю-всю-всю! Алло, Лиз? Ты меня слышишь? Алло! Почему ты молчишь?
Наступила короткая пауза, после которой девушка вздохнула и с тоном разочарования ответила:
– Ты опять напился? Ладно, поднимайся, я уложу тебя спать! А я за него ещё волновалась, места себе не находила…
– Нет, что ты! – поторопился переубедить её Алексей. – Я не пил, честное слово, клянусь тебе, солнце, это правда! Просто я очень-очень тебя люблю! Очень-очень-очень!!! Обожаю тебя! Ты самая красивая, обаятельная, замечательная и потрясающая девушка! Я безумно счастлив, что могу быть с тобой! Я благодарен Богу, что встретил тебя! Не знаю, как моя жизнь…
– Так, так, постой! – прервала его Лиза. – Ты ничего не пил, так?
– Да!
– И ты уже подъехал к дому?
– Ты права, зайчик мой, ты опять права!
– И ты сейчас сидишь в машине, а водитель слышит всю ту дребедень, которую ты несёшь, так?
Алексей умолк, прикрыл трубку ладонью и обратился шёпотом к шофёру:
– Ты слышишь, о чём я говорю?
– Не-ет! – открестился тот, деланно протирая рукавом стекло и глядя в боковое зеркало.
– Нет! – обрадованный, ответил Лизе Алексей, лицо которого по степени счастья напоминало мартовского кота. – Он ничего не слышит!
Снова наступила короткая пауза.
– Какие планы? – отвлечённо поинтересовалась Лиза.
– Прийти к тебе! – наивно доложил Алексей.
– Ну а какого хрена ты сидишь там внизу, если я тебя уже полночи жду, а ты меня так сильно любишь и при этом ни грамма не выпил? Может, ты наконец-то поднимешься? Или проблема воссоединения любящих сердец для тебя не стоит?
– Ещё как стоит, солнце!
– Боже, Лёша, ну не при водителе же! О, Господи! Ты меня в краску вогнал! Лёш, ты иногда такой тупой! Иди уже, охозня, жду тебя!
И Лиза повесила трубку. У водителя плохо получалось сдерживать смех, однако Алексей, витая в облаках и не до конца понимая происходящего, улыбнулся в ответ с видом малолетнего ребёнка.
– Ладно, я пойду! Спасибо, что довёз!
– А завтра, Алексей Михайлович? Завтра во сколько? Мне хотя бы несколько часов поспать… Ночь уже всё-таки! Я с семи утра за рулём…
– Завтра? – переспросил Афанасьев. – Завтра отдохни! Да, точно – отдохни! Я тебе выпишу премию, а пока… вот, держи за службу! Давай, удачи! Пока!
Алексей передал водителю несколько купюр и по-девичьи, вприпрыжку добежал до подъездной двери.
– У богатых свои причуды! – вслух произнёс шофёр, посмеялся над нечаянно подслушанным диалогом и поехал домой отсыпаться.
Когда Алексей поднялся на свой этаж, дверь квартиры была приоткрыта, а в коридоре стояла Лиза, скрестив руки на груди в выжидательной позе. Молодой человек успел расстегнуть пальто в лифте и теперь проворно сбросил его с плеч и вместе с портфелем кинул на журнальный столик. Глаза Алексея странно, лихорадочно блестели, а сам он выглядел так, будто выпил пять чашек кофе подряд. Он немедленно устремился к Лизе. И прежде чем она успела что-либо сказать – почувствовала на губах обжигающий поцелуй и боль от укуса. Девушка попыталась отбиться, но Алексей крепко обнял её, поднял и, не переставая целовать, куда-то понёс.
– Лёша, ты что? – успела прошептать она в секунду, когда смогла насильно оторвать губы, чтобы не задохнуться. – Что с тобой…
И снова Алексей не позволил ей договорить. Целуя Лизу зверино, во власти всепоглощающего древнего инстинкта, он сбросил одной рукой всё, что было на стиральной машинке, и посадил туда любимую, ни на секунду не переставая кусать её до крови и прижимая к себе цепкими, сильными руками. Девушка испуганно и в то же время наигранно отбивалась, но скоро сдалась и запустила пальцы Алексею в волосы. Целовала его жадно, как пьют воду спасённые в пустыне. На мгновение она вспомнила стихотворение Северянина о госпоже, отдавшейся слуге на берегу моря, но когда Алексей порвал на ней бархатный пеньюар – моментально забыла и о дурацкой поэзии, и о намерении устроить показательную сцену, и обо всём на свете и отдалась сначала в ванной, затем на кухне и ещё один раз на диване…
– Ты не обнаглел? – с нескрываемой улыбкой удовольствия поинтересовалась она у Алексея, вытираясь полотенцем, пока Алексей варил кофе. – Три раза – это не перебор? Ты в курсе, что исчерпал недельный лимит?
– Что ты говоришь! – нахмурив весёлые брови, посочувствовал сам себе Алексей, убирая ложечкой пену с поверхности чашки. – А ты в курсе, что… Подожди, а что ты там прячешь?
Парень задал вопрос так серьёзно, что Лиза посмотрела под полотенце, хотя знала, что на ней ничего нет.
– Ничего… – наивно ответила она.
– А вот это мы сейчас и проверим! – и Алексей подошёл к любимой с твёрдым намерением обыскать её.
– Не-ет! – взмолилась она и опустила руки. – Нет, Лёш, нет!
– Да-а! – улыбаясь своей белоснежной улыбкой, констатировал молодой человек и обнял Лизу за талию, проверяя, нет ли там оружия. Затем его руки спустились к бёдрам, ножкам и, наконец, проникли под полотенце. – Вы точно ничего не скрываете от закона?
И он взял её на руки и отнёс в спальню для дальнейшей проверки и неминуемого наказания.
Часы показывали начало шестого утра, когда влюблённые нежились в тёплой темноте спальни, боясь нарушить очарование священной тишины. Лиза положила голову Алексею на грудь и сладко вздыхала, прикрыв глаза. Молодой человек поглаживал её бёдра и руки, целовал и иногда прижимал к себе, будто Лизу могли у него отобрать, а он её не отпускал. Прошла четверть часа, прежде чем Алексей первым промолвил:
– Я хочу от тебя детей и посмотреть прямо сейчас романтический фильм!
– Что? – от неожиданности Лиза едва не подскочила на месте. – Что ты сказал?
– Хочу посмотреть с тобой романтический фильм! – Алексей улыбнулся, как кот-хитрец. – Немедленно!
– Нет, до этого!
– Мы и до этого смотрели, но я хочу – сейчас!
– Лёш! – ударила она его кулачком по груди. – Что ты до этого сказал? Про детей?
Алексей кокетливо потянулся и признался:
– Хочу ляльку от тебя!
От неожиданности девушка широко раскрыла глаза и застыла в немой улыбке, не зная, что ответить на такую откровенность. Воспользовавшись замешательством любимой, Алексей быстро поднялся и взял ситуацию в свои руки.
– Значит, так! – с энтузиазмом объявил он. – Ты сейчас выбираешь фильм, и мы ложимся его смотреть! Я приношу вино и сыр и зажигаю свечи! Завтра ни в какой институт ты не идёшь – я тебе запрещаю! Будешь спать, сколько захочешь. А когда ты проснёшься – тебя будет ожидать мой фантастический завтрак, от которого ты получишь настоящий гастрономический оргазм! В сочетании с физическим. Возможно. Я постараюсь. Очень. Обещаю! Итак – какой бессмертной кинокартиной мы насладимся в это прекрасное, заснеженное до крыш утро? Всё что угодно – накаченные самцы, сны про измену или вдова, ведомая письмами умершего супруга к новой счастливой жизни… Сегодня я готов на всё!
Лиза многозначительно улыбнулась, понимая, что Алексей теперь заговорит её как угодно, лишь бы не возвращаться к специально оброненной им фразе. Она и сама не стала делать на ней акцент, но взгляд её влюблённо-радостно горел, хотя она и пыталась это скрыть.
– Хорошо! – согласилась она после многословной, хоть и беззвучной беседы одними только глазами, кроме которых в этом мире ничего и не было в тот момент. – «Жизнь прекрасна!».
– Воистину! – подтвердил он.
– Ты понял, что так называется фильм! – с улыбкой укорила его Лиза. – Итальянская аристократка влюбляется в бедного еврея накануне Второй мировой войны…
– Очень романтично! – ответил Алексей с сарказмом, обезвреженным ласковостью.
– Самонадеянный ты наглец! – не выдержала Лиза и запустила в любимого подушкой, от которой тот не смог или не захотел увернуться. – Ты ведь плакать будешь, как ребёнок! Ну включай телевизор, чего ты ждёшь-то?
Алексей всё приготовил, принёс бокалы и блюда, взбил подушки и приставил их к спинке кровати так, чтобы получить максимальное удовольствие от просмотра фильма. Поначалу он больше глядел на Лизу, делал ей комплименты и беспрестанно целовал ручки, чем сильно отвлекал и злил её. Затем начал вставлять едкие комментарии не по делу, что составляло его обычную фазу включения в киноисторию. Лизу это раздражало ещё больше, и она даже сделала ему пару замечаний. Но в какой-то момент молодой человек повернул голову немного набок, что бывало с ним в минуты задумчивости или удивления, и буквально прилип взглядом к экрану. В концовке картины он и вовсе весь сжался, внимал происходящему с замиранием и изредка делал вид, что трёт переносицу, хотя незаметно вытирал предательские слезинки, которые не был во власти сдержать. В последней сцене Алексей, как и обещала Лиза (хотя она, конечно, не могла этого ожидать), действительно – разрыдался, как дитя. Он прижался к Лизиной груди и долго не позволял себя от неё оторвать, только судорожно вздыхал и с силой обнимал любимую. Когда его возбуждение немного улеглось, он попросил принести воды. А когда Лиза вернулась со стаканом, не скрывая продолжавших литься слёз, признался:
– Это кинематографическое доказательство бытия Бога!
Девушка не знала, что делать, потому что впервые видела Алексея таким безоружным и в то же время бесконечно близким. Она легла рядом с ним и долго гладила его волосы, пока он беспокойно засыпал. Впрочем, совсем скоро сонная волна накрыла и её, и они безмятежно заснули, совершенно забыв о грядущем, точнее – уже наступившем дне…
Так как все мобильные устройства были заблаговременно выключены, влюблённые проснулись уже к обеду. Яркое февральское солнце бесцеремонно пробивалось сквозь зашторенное окно, косвенно подтверждая, что мир создан не только для повседневной работы, но и для радостного, ничем не обременённого отдыха и наслаждения жизнью.
Лиза спала, свернувшись клубком и прижавшись к Алексею спиной, а он обнимал её, как драгоценное сокровище. Молодой человек поцеловал любимую в затылок и, по привычке, быстро встал. Девушка осталась мирно дремать, пока Алексей варил кофе и готовил яичницу. В спальню он вернулся уже с подносом, на котором дымились чашки и тарелки с завтраком.
Весь день они провели вместе. Сначала поехали кататься с горки – сумасбродная прихоть Алексея. Затем отправились в книжный магазин, который скупили, казалось, наполовину. Фотографировались по всему городу, перекусывали в кафе и держались за руки, наблюдая, как зажигается золотистый свет на центральных улицах. Вечером сходили на фестиваль ирландской музыки и домой вернулись уже к полуночи. Так же, как и вчера, посмотрели фильм, только на этот раз Алексей неожиданно предложил «P.S. Я люблю тебя!».
– Что за странная просьба? – искренне удивилась Лиза. – Когда мы смотрели его впервые, ты весь исплевался от раздражения!
– Я хочу его пересмотреть! – несколько смущённый, пояснил он. – Мне кажется, я теперь по-другому оценю эту историю…
– По-другому? – не успокаивалась Лиза. – Что могло измениться за год?
Алексей замялся, но постарался сформулировать свою мысль:
– Мне кажется, теперь я потихоньку начинаю его понимать. Главного героя, я имею в виду. Ведь он заботится о своей любимой вне зависимости от того, с кем она будет – с ним или ещё с кем-нибудь. Важнее для него – чтобы она была счастлива! Я чувствую, что-то подобное происходит со мной сейчас! Будет неправдой сказать, что раньше я любил свою любовь к тебе, это не так! Но сейчас я искренне желаю, чтобы в первую очередь хорошо было именно тебе! Не известно, сколько нам отпущено, но я хочу, чтобы ты была счастлива всегда!
– Фи-и! – скривилась Лиза. – Так хорошо начал, и к какому-то упадничеству пришёл…
– Совсем нет! – поторопился переубедить её Алексей. – Просто я хочу сказать, что люблю тебя, а не свои чувства к тебе! И не тот комфорт, которым – я надеюсь – могу тебя окружить! И не те деньги, которые могу тебе дать! Я хочу, чтобы ты была счастлива в том, что для тебя по-настоящему важно! Не знаю, наверно, я говорю какую-то чушь, но я так чувствую! И так чувствовал тот самый ирландец! Кстати! – он ударил себя по лбу. – Мы же были на ирландском фестивале! Может быть, я подсознательно и захотел поэтому именно этот фильм, как ты думаешь?
– Может быть, – согласилась Лиза. То, о чём говорил Алексей, было ей приятно. Но она решила пойти ва-банк, чтобы проверить любимого. – Значит, если через какое-то время я влюблюсь в другого и это будет очень серьёзно – ты меня отпустишь?
– Конечно! – не раздумывая, ответил он. – Мне будет очень больно тебя отпускать, но если ты скажешь, что нашла именно того, кого ждала много лет, – конечно, отпущу!
Честно говоря, Лиза не ожидала такого стремительного, а главное – утвердительного ответа. Поэтому она несколько осеклась, но моментально взяла себя в руки и многозначительно ответила:
– Хорошо, я учту это!
– А что, есть кто-то на примете? – разволновался Алексей.
– Конечно! – легковесно кивнула Лиза, уходя в ванну переодеться. – Целая дюжина! Один из них сейчас прячется под кроватью! Хочешь – проверь! Его зовут Игорь!
– О, привет, Игорь! – раздался голос Алексея из спальни. – Да выбирайся, конечно, оттуда, сколько можно лежать! Давай обнимемся! О! Что это, кровь? У тебя нож под ребром! Игорюша, не умирай! Поздно… Лиз, он умер! Осталось одиннадцать!
– Вот ты дурак! – рассмеялась Лиза, надевая маечку.
– Я дурак? – раздался прямо у неё над ухом суровый шёпот Алексея. – Я тебе сейчас покажу, как любовников домой водить!
И он с силой, грубо схватил Лизу и отнёс её в спальню. Девушка не на шутку испугалась, потому что не видела ещё Алексея таким животным – необузданным, своевольным, делающим всё, что хочет! Несколько раз он переворачивал её, и Лизе это показалось надругательством. Но она не могла сказать, что ей это не нравилось. Наоборот – так хорошо ей не было уже давно – с прошлой ночи! В какой-то момент она почувствовала что-то необычное и прежде, чем успела сказать «не в меня!», – Алексей заработал, как турбина паровоза, и ещё долго не мог успокоиться, хотя давно обмяк на Лизе, беспорядочно целовал ей шею, руки и грудь и повторял, что любит её больше жизни.
И если вначале Алексей был настоящим самцом, то теперь Лиза подумала, что один ребёнок у неё уже есть, – настолько по-детски он теперь сжимал её грудь и не хотел отпускать Лизу из объятий. Девушка обнимала лежащего на ней любимого и вдруг поймала себя на мысли, что готова стать мамой! Это открытие стало настолько неожиданным, что Лиза побоялась даже думать об этом дальше. Она сладко вздохнула и прошептала:
– Ещё хочу…
Читать далее — глава 11