Старый философ больше всего любил размышлять перед сном. Он специально не задумывался, над чем он будет думать во время засыпания, а затем случайно выбирал тему и с помощью своего заострённого, как алмазный бур, интеллекта отвечал на все возможные вопросы. На этот раз среди тысяч случайных тем в многомиллионногранном сознании мыслителя выпал следующий вопрос: почему мир живых и мёртвых никак не связан?
– Отлично! – воскликнул про себя философ и закрыл глаза. Подтянул на себя одеяло и, приготовившись засыпать, начал размышлять над решением.
Действительно, подумал он, если души умерших, как в это многие верят, возносятся на небеса, то почему они не показываются живым? Поразмышляв над этим некоторое время, философ сформулировал следующую гипотезу: может быть, души после смерти просто не знают, что мы, люди, – это они в прошлом?
И он с удовольствием принялся за мысленный эксперимент, в котором мы все – уже умерли. Итак, мы думаем, что мы живы, живём, делаем каждодневные дела, – но на самом деле мы все умерли и сейчас находимся в мире, который является «загробным» по отношению к нашим предыдущим телам или «коконам». Но мы этого не осознаём. Гм, что же такое могло быть нами, людьми, до нас? И чего мы не замечаем в упор?
Задавшись этим вопросом, философ начал перечислять варианты. Ну вот, например, деревья. Мы и подумать не можем, что они – это мы в прошлом. Так что деревья вполне сойдут для нашего мысленного эксперимента. Но они вроде как не очень-то умные, чтобы, умирая, превращаться в нас, лишаясь как бы телесной скорлупы. Да, жёсткая кора – конечно, несравнимо телеснее нашей мягкотелой кожи, и это плюс в пользу этого сравнения. Но, может быть, есть что-то умнее деревьев? Что же может быть столь же интеллектуальным, как рафинированный человеческий разум?
И философ пришёл к догадке, что этой субстанцией может быть океан. Точнее, не тот океан, который мы лицезреем, загорая на пляже. А океан с протяжённым четвёртым измерением – временем. Грубо говоря, если человек проживает жизнь, то и его «предшественник» тоже! И тогда получается, что мы-предки – это океан, взятый в определённый промежуток времени. То есть не просто толща воды со всякими микроорганизмами, а полноценная волна, содержащая в себе информацию о множестве движений туда-сюда в пространстве водной жизни за десятки лет. Так же, как человек за свой век переживает и оставляет по себе множество данных, так и волна, представляя собой на первый взгляд простое переливание воды, на самом деле выступает как огромный жёсткий диск, в котором все колебания собраны и сохранены в качестве архива множества данных, случившихся в океане за колоссальное количество времени.
Обычно философ, решая перед сном подобные проблемы, не делал обобщений, которые могли бы повлиять конкретно на его жизнь. Эти размышления были способом сбросить множество других мыслей, скопившихся за день. Но сейчас, от открытия всеобщих пред-жизней, которые буквально можно рассмотреть с берега моря, философ открыл глаза и пробормотал:
– То есть: если в качестве догадки взять волны, как тех «предшественников», которые, умирая, превращаются в людей, – то всё сходится!
Но он взял себя в руки, напомнив, что решение задач – не больше, чем способ уснуть, и в жизни нет ничего важнее режима. Поэтому философ закрыл глаза, однако дальнейшая цепочка мыслей понеслась сама собой, как цепь якоря, брошенного в морскую пучину.
Судите сами, как бы рассуждал философ: во-первых, человек вышел из воды. Так считают учёные, которые утверждают, что в ходе эволюции будущие приматы в какой-то период вышли на берег, в дальнейшем развив способность дышать на поверхности земли. Более того, в картине мира многих народов бытует та же прописная истина о происхождении людей из воды. Банальная истина?
Вспомните картину Боттичелли, на которой Афродита появляется из морской пены. Что это, как не трансформация из волны в иное состояние? Художники изображали, простые люди ощущали, а учёные подтвердили научными фактами, что мы – души океанских волн.
Во-вторых, человек на две трети состоит из воды. Это же тоже что-то значит! Биология буквально сообщает нам то, что мы есть вода. Но мы всё никак не хотим признать, что мы – души умерших волн. Вернее, волны умерли для самих себя: их вынесло на берег, и их прежних не стало. Но мы можем наблюдать поныне живое царство предков, просто стоя на берегу.
В-третьих, если жизнь «предыдущего уровня» протекает в толще океана, если это – переплетенье множества волн, то, конечно, эти волны не могут подняться в своём самосознании на ступень выше, чтобы представить что-то помимо воды. Суша для волны – нечто совершенно непредставимое. Волна не может допустить, что её душа после смерти воплотится в «новое тело» человека, который, таким образом, является душой волны.
Наконец, в-четвёртых, волны, как и мы, люди, задаются вопросами, почему души умерших не выходят с ними на контакт. Всё это потому, что большинство волн живёт на глубине, куда люди не попадают. Они только могут утонуть – и тогда тихо пронестись вниз, на дно, дав о себе хоть какой-то знак одному из миллиардов волн. Но среди волн есть тонкая прослойка волн, которая граничит с сушей. И там, где вода соприкасается с пляжем, волны наблюдают души умерших – нас, живущих на новом уровне реальности.
Ведь это и в нашей, человеческой жизни так же. Есть редкие индивиды, которые «общаются с ангелами», но большинство считает их чудаками. Действительно, куда большинству до поверхности нашего атмосферного океана, туда, ввысь, к облакам! Мы все влачим существование на самом дне воздушной толщи.
Вот и получается триада: вода – земля – воздух. В голове философа сложился паззл. Действительно, с облака тоже не очень видно людей, всё как одна масса. Так и люди на земле, земные люди, не видят себя морских, потому что их взору предстаёт лишь толща воды. С другой стороны, все мы становимся облаками, по облаку в минуту. И мы каждый день видим души умерших, парящих по небу, но всё ещё задаёмся вопросами: где же он – загробный мир? Как всегда, всё у нас перед глазами, но мы слепые. И только нетленный глаз разума может рассеять тьму, в которой протекает наша неосознанная жизнь.
Философ пришёл к заключению, что людям надо чаще выходить к морю. Уже в полудрёме он вспомнил и перечислил тех своих единомышленников, которые бы разделили с ним его открытие о смерти и жизни, душах и телах. Которые бы вместе с ним стали выходить к морю, обращаться к волнам со словами утешения. Философ вспомнил Пифагора и впервые в жизни подумал: а, может быть, основать собственную школу? Мы бы рассказали всем морям о посмертной жизни их детей-волн и построили бы несокрушимый мост между переливчатой рябью воды и призрачным постоянством суши!
В этот торжественный момент философ, наконец, уснул. Во сне ему, правда, снилось, как с участниками его школы они обращаются к волнам как к телам предков. Но выработанная дисциплина оказалась сильней. Философ многие годы ложился в одно и то же время и тщательно старался не реагировать на что угодно, что могло отвлечь его от сна. И уж тем более он никогда не вставал, чтобы записать пришедшую ему в голову мысль, какою бы гениальной она ни была. Он разумно считал, что шестнадцатичасового бодрствования вполне достаточно для фиксации гениальных мыслей. Даже такого необъятного сознания, как его.
Поэтому, проснувшись, философ ничего не вспомнил и в прекрасном расположении духа пошёл варить кофе.
Декабрь 2024
Другие рассказы Михаила Кожаева
Остальные произведения автора