Это — сон №87 из собрания сновидений Михаила Кожаева
Числа занимали Иноди больше всего на свете:
он редко думал о чём-нибудь другом, они ему снились,
а иногда он даже решал задачи во сне.
Болл У., Коксетер Г.
«Математические эссе и развлечения»
Кафедральная аудитория, располагающаяся сразу при входе направо, оказывается кабинетом отца Льва. Наша группа, подобно взбалмошным цыганам, с песнями и плясками (разве что без медведя) гурьбой вваливается внутрь. Заслуженный протоиерей уже здесь. Я стою при входе, в дверях, но чувствую себя немного сконфуженно, так как хочу в уборную и не дотерплю, если туда не схожу. Поэтому я резко разворачиваюсь и иду по направлению к женскому туалету, который находится рядом с гардеробом.
У двери в желанное помещение стоит худенькая и элегантная девушка на курс младше меня. Её красивые ресницы порхают бабочкой, как бы приглашая прильнуть к сладкому нектару трепещущих алым губ. Я делаю к барышне шаг, обнимаю её за талию и, решительно наклоняя, страстно целую. Меня посещает ощущение небывало манящего вкуса, приятного и пчелино-живого. Поцелуй длится довольно долго, принося томное наслаждение.
В это время из «кабинета» появляются мои одногруппницы Настя и Таня и пытаются затащить меня обратно на экзамен. Мне удаётся укрыться внутри туалета, однако я не успеваю закрыть дверь на защёлку. Девушки, как пантеры, с силой и настойчивостью рвут заградительный щит на себя, и я не выдерживаю их натиска. Они берут меня под руки и ведут обратно (при этом, что не может не радовать, я совершенно забываю о своей нужде).
Подневольный, я захожу внутрь. Отец Лев, замечая меня, с надменностью произносит:
– Иди первым, будешь сдавать.
Я ступаю очень неуклюже, грузно и медленно. Отчасти это объясняется той степенью заставленности, которой отличается география «потайного» кабинета. В центре комнаты стоит большой круглый стол, за которым сидят, как минимум, двенадцать моих одногруппников. В метре перед ними заседает отец Лев за своим старинным бюро, по всей поверхности занятым старинными книгами и ценными вещами. За круглым столом установлены несколько разрозненных парт. Однако, чтобы пройти к протоиерею, нужно ещё протиснуться между его бюро и непонятно зачем поставленной подставкой.
Конечно же, я готов идти быстро, насколько могу, но делаю это так, как будто злая чужая воля насильно удерживает меня. Кроме того, полы моего пальто (раньше я был в одном свитере) постоянно цепляются за «преграды», кажется, специально выстроенные против меня. Я передвигаю ноги медленно и неуверенно и чувствую, что эта неторопливость дорого обойдётся мне в глазах отца Льва. Когда я уже преодолеваю круглый стол, священник спрашивает меня со всей строгостью, но в то же время и играясь, как с мышкой:
– Что ты не торопишься?
Наконец, я приближаюсь к бюро заслуженного протоиерея, ощущая себя чем-то нагруженным, неуклюжим и неповоротливым. В руках у меня мой портфель, добавляющий мне изрядную долю рассеянности. Передо мной стоят стул и кресло, и я не знаю, на что из них сесть. Стул находится далеко от стола, тем более что он даже не придвинут к проёму. Поэтому я решаю выбрать стильное тонкое кожаное кресло, стоящее вплотную к бюро с правой стороны. Поднимаю его, но долго не могу сориентироваться, как поставить; одним словом, вожусь с ним. Отец Лев бросает даже не на меня, а на кресло быстрый взгляд и, не отрываясь от бумаг (он пишет) говорит мне:
– Это кресло называется «Метро», я купил его в Москве.
Естественно, я окончательно отказываюсь от затеи занять именно этот предмет интерьера. Придвигаю, тоже, кстати, недешёвый, стул и смиренно ожидаю, когда строгий экзаменатор обратит на меня внимание и задаст свой первый коварный вопрос. Через несколько секунд он, действительно, откладывает свои записи и обращает взгляд на меня. Вопросы задаёт не по теме – все они направлены на то, что дезориентировать меня, запутать, подчеркнуть мою ничтожность и своё величие и могущественность. Далее протоиерей – у него даже загораются глаза – размеренно, но с настойчивостью спрашивает:
– Так, сколько денег ты заработал за этот месяц?
С удивлением я осознаю, что рассматривается дело о курсовых работах на заказ, и становлюсь в тупик. Я даже не отвожу взгляда – просто открываю рот от изумления: откуда это стало ему известно?
Отец Лев апеллирует к аудитории (кстати, запрещённый в данном контексте риторический приём) и то ли спрашивает, то ли констатирует, указывая на моих одногруппников:
– Ему писал, – указывает на студента, – писал тебе? Ей писал, – указывает на студентку, – писал тебе?
Затем смотрит на меня в упор и утверждает с красноречивым оживлением:
– Двадцать пять тысяч!
И снова к залу:
– Слышали?: двадцать пять тысяч рублей!
И начинает без остановки произносить, обращаясь ко всем, но в первую очередь, естественно, с укором в мою сторону:
– Вы видели, чтобы у меня когда-нибудь были такие деньги? Вот (поднимает со стола банкноты): две тысячи, заработанные мной. Столько в месяц я могу получить. Вот (теперь достаёт из рукава преимущественно тысячи, «Петров Архангельска»): за месяц я – самое крупное – получил двенадцать тысяч рублей. Я, за месяц!
Словно завершив всё намеченное к декламации, протоиерей выразительно смотрит на меня, сверлит меня, виртуозно играя развитыми мимическими мышцами.
27.12.2005