Это — сон №83 из собрания сновидений Михаила Кожаева
Вместе с отцом мы едем в Тулу на автолайне. На повороте возле остановки «Школьная» транспортное средство превращается в самый настоящий автобус соответствующих его статусу размеров, к тому же ещё и следующий по 26-му маршруту. На пересечении с трамвайными путями он вдобавок не проезжает прямо, а поворачивает направо, к Ивановским дачам, куда нам с отцом совсем без надобности. Мне становится жалко уплаченных семи рублей: именно 7-ми, а не 14-ти (если платить в лайне за двоих); именно 7-ми, а не 5-ти (если платить в автобусе за одного). Я предлагаю выйти и пересесть на «родной» 28-й автобус. На остановке мы решительно покидаем салон.
По счастливому стечению обстоятельств, с противоположной стороны немедленно появляется автобус. Я отчётливо вижу, что на лобовом стекле у него написан номер маршрута «26», в то время как одновременно с этим в двух или трёх местах сбоку – «28». Отец уверяет меня:
– Это двадцать восьмой.
Недолго думая, мы заходим внутрь. Обнаружив глазами пару свободных мест, папа быстро направляется к ним. Мы садимся рядом: отец у окна, я ближе к центральному проходу. Двери закрываются, и автобус отъезжает.
У водительского стекла, ближе всего к нам, стоит незнакомый мужчина, с интересом глядящий на дорогу. С полминуты он молчит, но затем начинает громко и грозно кричать, по-прежнему не отрывая головы от уличного движения:
– Передавать будем? Или всех высадить!?
Я не отвечаю и никак не реагирую на его истерический вопль, отец также сохраняет непоколебимое спокойствие: никто из нас, очевидно, и не собирается оплачивать проезд. Однако сзади нам, действительно, начинают передавать деньги. Один ссыпает монетки, другой протягивает купюру (явное влияние просмотренной в тот вечер серии «Мастера и Маргариты» с появлением Воланда в варьете).
Оказавшись на месте центрального узла, я принимаю все финансовые потоки и отдаю их кондуктору. За это время автобус успевает преодолеть почти целую остановку. Последней «должницей» специально ко мне подходит молодая девушка и просит передать мелочь, я вижу в её руке монеты. Я подставляю ладонь – как в этот момент на внушительной скорости кто-то сзади врезается в наш автобус.
Придя в себя после неожиданного происшествия и испытанного шока, в первую очередь я замечаю, что моя ладонь доверху полна болтов с завинченными гайками и теми же отломившимися деталями – на каждой петелечке! – покрыт весь мой чёрный свитер. Девушка, послужившая косвенной причиной моих неудобств, извиняется и продвигается вперёд к водителю. Только теперь мне удаётся определиться на местности: мы находимся в районе трамвайного кольца.
Снаружи автобуса, примёрзшей к переднему крылу, я замечаю шлюпку-тачанку с маленькими колёсами. Лёд, «соединяющий» два транспортных средства между собой, самый натуральный, он имеет даже характерный дорожно-бурый оттенок, какой обычно приобретает снег на зимнем асфальте. Стремительная девушка стучит водителю в окно и, когда тот изнутри отодвигает заградительную ткань, сообщает, что она из «примкнувшей» шлюпки и что удар произошёл не по её вине. Но не успевает барышня завершить торопливую фразу, как понимает, что шофёр – не кто иной, как её отец.
Пока неловкая пауза не успевает перерасти в немую сцену, мужчина, сидящий спереди справа (раньше он был незаметен), начинает подговаривать обоих обратиться в бюро по обжалованиям: там, по его словам, им обязаны выплатить огромную сумму страховки. Главным же его доводом в пользу такого юридически грамотного шага является то, что временные затраты на поездку в агентство минимальны: 90% времени, – говорит неизвестный господин, – ехать без остановки, очень быстро.
Из разговора трёх участников обсуждения, за которым я внимательно слежу, я открываю, что водитель, оказывается, работает не свою смену, что сегодня за рулём должен был быть другой, а вышел он. Однако, несколько теряя интерес к происходящему, я щёлкаю встроенным в тело переходником на груди (у сердца) сверху вниз, – и все болты, словно не подвластные теперь магнитному притяжению, с грохотом падают на пол.
Как бы реагируя на моё действие, отец встаёт со своего кресла и, выйдя в проход, становится передо мной в позу. Только сейчас я замечаю, что мой родитель на самом деле Валентин Гафт (в экранизации «Мастера и Маргариты», одну из серий которой я смотрел тем вечером, первосвященника Каиафу играет именно этот актёр), но с нелепым кожным наростом справа на голове в виде мужского уда.
– Это был не толчок, – начинает он разъяснять ситуацию, говоря одну правду. – Шлюпка следовала сзади на безопасном расстоянии, но за ней нёсся крейсер. Волной от него и накрыло дочь водителя, «кондукторшу»! Никто здесь не открывает истины (о, народ лживый!). Посмотри хотя бы этого мужчину [тот, что кондуктор в самом начале]. Он делает вид, что верит сказанному. Водитель вообще молчит. Неужели ты не понимаешь: они боятся!!
На этот раз уже я, вдохновлённый зажигательной речью, становлюсь оратором и обращаюсь с призывом к согражданам. В это время автобус уже проезжает Басово, а из ржавой трубы диаметром сантиметров десять-двенадцать, которая выставлена на улицу и вверх, на падающий снег бьёт вода ростом в метр.
– Мы, – начинаю я свою пламенную и душеспасительную речь, обращаясь к пассажирам, – лучшие из лучших (это отголоски награждения потанинских стипендиатов)! И только один человек присутствует здесь не по собственному желанию – это водитель. Да и он не в свою смену.
В то время как зажжённые моей проповедью люди принимают методы подсчёта своей выгоды, сон неизбежно скатывается в пробуждение.
22.12.2005