Это — сон №36 из собрания сновидений Михаила Кожаева

Пациенту снилось, что он, будучи в кофейне, потребовал себе
«контужувки». Рассказав мне об этом, он заявил, что не знает,
что означает это слово. Я ответил, что контужувка – польская
водка: он не придумал название во сне, оно известно уже давно
по плакатам и объявлениям. Сначала пациент мне не поверил.
Но несколько дней спустя, после того как он увидел свой сон,
он заметил название на плакатах, висевших на улице, по которой
он, по крайней мере, два раза в день проходил уже несколько месяцев.

З. Фрейд

Классический чёрно-белый сон.

Оккупированное здание времён Гражданской войны. Построенное ещё в стиле XIX века, оно имеет широкий фронтон, массивную лицевую колоннаду и два входа: справа и слева. В правую дверь то и дело толпами вваливаются солдаты с винтовками. Они пробегают по первому этажу и поднимаются выше. Я же захожу в дом слева, где совсем нет людей.

В длинном коридоре чёрно-белые медсёстры ухаживают за чёрно-белыми ранеными: делают им перевязки, дают лекарств и воды. Немного побродив среди жертв бессмысленной бойни, я направляюсь на второй этаж по редкой, «уважаемой» лестнице. Оценив условия госпиталя, я поднимаюсь ещё выше, на третий этаж. Не могу сказать, что в здании нет и четвёртого, но даже если это и так, скорее всего, он представляет собой старый чердак, забитый каким-нибудь хламом, так что нет смысла даже заглядывать туда.

На третьем этаже, справа от лестницы за углом, располагается комната с деревянной дверью – больничная палата для командования. Внутри на кровати сидит уставший Дзержинский (его идентификацию я произвожу метафизическим путём: чертами портрета он не очень похож на своего прототипа). Он то ли ранен, то ли просто смертельно устал от боёв. Рядом с командиром мечется беспокойная женщина. Расстроенный Дзержинский указывает на неё пальцем и жалуется:

– На меня покушалась жена!

Та патетически пожимает плечами: зачем мне, мол, на него покушаться? В комнату входит сорокапятилетний ефрейтор, он держится как молчаливый страж: охраняет своего начальника, что называется, без лишних слов. Я перевожу взгляд со старого унтер-офицера и только теперь замечаю, что в полу у угла кровати проделана тёмная дыра, вглубь которой ведёт деревянная лестничка. Рядом с Дзержинским стоит пустая пивная бутылка с номером «53». Пациент делится со мной, что внизу, в дыре, есть ещё две. Я спускаюсь в отверстие и достаю оттуда две такие же бутылки, только обе с номерами «29». Сметливая супруга Дзержинского немедленно берёт ситуацию в свои руки:

– Поделим бутылки на двоих: между мной и мужем, – с наигранной наивной простотой предлагает она.

К слову сказать, речь идёт не о разделе ёмкостей как таковых, а о распределении суммы их номеров. Однако в спор вступает служивый вояка, он парирует, что делить нужно не на двоих, а на всех присутствующих, то есть на четверых. Такого же мнения (впрочем, не высказываемого вслух), честно говоря, придерживаюсь и я. И, как быстрый счетовод, приступаю к выполнению своих арифметических обязанностей – выяснить, сколько достанется каждому из участников сделки.

Мои действия таковы. 29 я умножаю на 2 и получаю 48. Затем совершенно магическим образом прибавляю полученное число к 53-м и вывожу общий результат – 98. Суммарный итог я делю на четверых в два этапа: сперва распределяю его по парам – по 49 на каждую, а так как это число нечётное, то одному, заключаю я, должно достаться 25, а другому – 24. На том и расходимся.

22.07.2005