Загадочные сумерки опускаются на город, и в непонятном волнении я бреду вверх по проспекту Ленина. Тротуар, по которому я прогуливаюсь, очень широк: он занимает всю дорогу, так что совершенно не остаётся места для автомобилей – весь проспект превращён в сплошную пешеходную зону. Однако сама мощённая плиткой дорожка вряд ли больше трёх-четырёх метров: остальное пространство занимают зелёные насаждения по обеим её сторонам. В самой середине «проспекта» располагается «подъём фантазий» – вытянутое на несколько остановок чугунное ограждение в виде сложенных в молитвенном жесте бесконечных ладоней в половину человеческого роста, поверх которых нанесены кованые изображения соблазнительных человеческих фигур, двигающихся в сладких движениях, как ожившие люди. Этот почти живой слой телесных существ еле слышно гудит шёпотом вздохов своих окольцованных обитателей.
Проходя мимо остановки и уже собираясь повернуть направо на улицу Первомайскую, я замечаю переходящего дорогу архиепископа Алексия, который сейчас сядет в припаркованную машину. Я же вхожу в тёмную и классически-обшарпанную комнату. Несмотря на плохую освещённость в маленьком помещении, нет никакого ощущения темноты, как будто глаза питаются каким-то другим, невещественным светом комнаты. Внутри очень тесно: всего полтора-два метра в ширину, хотя длина раза в три больше. Стены отделаны чёрными чугунными изразцами с витиеватыми узорами на старинный манер; кажется, что они сохранились здесь ещё с XIX века.
Непонятно откуда, возможно даже, что через узкую стену, в этот «склеп» входит Константин, водитель отца Льва. У него в руках чёрный от сажи лом. Антикварные плитки начинают отлетать, как гильзы, под напором умело используемого инструмента. И, когда вандал расправляется с целым рядом поддетых изразцов, передо мной появляется потайная библиотека. Причём «потайная» сразу в двух смыслах: она скрыта от посторонних глаз и открыть её может лишь посвящённый, во-первых, и содержит она старые мистические книги, во-вторых. Я беру в руки один из томов и начинаю осторожно перелистывать словно дремлющие ветхие страницы.
Неожиданно появляется отец Лев и с ним два или три статиста. Когда я переворачиваю очередной лист, протоиерей предостерегает:
– Это опасная книга.
Я перевожу взгляд на пожелтевшую страницу и попадаю глазами на литографическое название главы из запомнившегося мне одного слова: «Ангелы».
За моей спиной из пустоты образуются два молодых человека – парень и девушка. Льстиво кланяясь, они подходят к отцу Льву и доносят, что у меня в тетради содержатся записи моих чувств, пока я шёл по Первомайской. И в руках они держат неизвестно откуда взявшуюся у них мою тетрадь (о которой я, кстати, не знал раньше). В ней, действительно, многие страницы испещрены мелкими математическими выкладками. Протоиерей с жадностью отнимает у своих агентов мою рукопись и быстро перелистывает самые первые записи, пока не доходит до крупного текста.
– Вы можете расшифровать эти каракули и тем самым обличить его? – по-деловому спрашивает он у своих прислужников.
– Можем, – сладко отвечают они и приступают к показу тщательно подготовленного номера. В руках у доносчиков появляется мел, и вскоре на девственно чёрной стене остаются две строки всего в несколько чисел каждая. Причём нижний, уже заполненный цифрами ряд поначалу никак не проявляется, а через промежуток времени высвечивается весь сразу. Первая строка состоит чисел из шести, во второй их больше:
11, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10.
– И этими числами вы хотите обличить его? – скривившись в удивлённой, презрительной и одновременно недовольной гримасе, насмешливым тоном спрашивает протоиерей и произносит неотвратимое наказание, проклятие на глупых и несмышлёных доносчиков: – Да гните среди этих камней навечно!
30.04.2005