В шатре на горе подушек, сшитых из разноцветных лоскутов, восседал могущественный военачальник, покоритель народов и опытный стратег. Его исчерченный морщинами лоб свидетельствовал об остром уме и решительной воле, а длинные усы свисали ниже подбородка, чтобы было чем занять руками в часы тяжёлых размышлений. На пальцах правителя сверкали перстни и кольца, а прямо перед ним был установлен поднос с серебряным кубком. Вино было отличное, несмотря на походные тяготы, но полководец не пил и не ел вот уже целый день. Придворный художник с раннего утра писал портрет девушки, увиденной ночью князем во сне.
– Ну что, готово? – в сотый раз спрашивал повелитель.
– Вот, взгляни! – спустя некоторое время соблаговолил отозваться художник и повернул полотно к правителю.
Князь выронил посох, который нещадно вертел в руках, и почти безмолвно признал:
– Она!
Если в первые мгновения он сидел застывший, как поражённый громом, то теперь вскочил на ноги и стал ходить перед полотном, словно бы припоминал, где он мог видеть эту девушку. Ничто не приходило на ум, и князь ещё долго бродил перед ликом, напрягая свою память. Вдруг он вспомнил прорицателя – египтянина, которого ещё рабом много лет назад привезли на Русь. Но в родной Нубии рабом он не был. Он и там служил гадателем, пока не попал в немилость местному фараону, который заключил его в тюрьму. Славяне выкупили его и даровали свободу. Здесь он принял их веру и взял новое имя – Рогволд.
Рогволд Нубиец принимал участие в военных советах, князь лично советовался с ним перед каждой важной битвой. Однажды взятого в плен вождя печенегов спасли от казни благодаря вмешательству нубийского мага. Он грудью встал перед растерзанным и почти забитым до смерти полководцем и тем самым сохранил ему жизнь. Спустя месяц город, в котором находилось шеститысячное войско князя, окружила армия из тридцати тысяч кочевников. Рогволд не побоялся выйти к предводителю чужеземного войска и договорился обменять их вождя на отступление неприятеля «под слово». Странники оказались настолько ошеломлены вестью, что их глава жив, что согласились снять осаду и не совершать набегов до следующей весны. Рогволд Нубиец лично вывел пленника за стены города, и тот поклонился ему в пояс, так что прорицателя стали уважать и бояться не только в княжьем воеводстве, но и во всех племенах, куда доходила его слава.
Князь приказал позвать Рогволда. Тот прибыл поспешно, как только мог, но столь размеренно, как полагалось человеку, наделённому в некотором роде высшей властью. Предварительно правитель накрыл портрет тканью и отставил в заднюю часть шатра. Когда нубийский маг вошёл, властитель встретил его с подобающими почестями и лично протянул кубок. Рогволд отпил. Покончив с ритуалом, князь перешёл к делу и рассказал о сонном видении, в котором встретил девушку неземной красоты. В её облике поражали даже не совершенство черт лица, а невероятная одухотворённость и волевой характер.
– Тебе следует пригласить художника, – первым делом заметил прорицатель.
– Я его пригласил! – поторопился сообщить об этом князь. – И он уже написал её облик красками. Ты хочешь посмотреть на неё?
Рогволд Нубиец кивнул. Князь буквально спрыгнул со своего трона и приблизил полотно к гадателю. Развернул портрет и скинул с него разноцветный плат.
– Уммх! – князь впервые в жизни видел, как Рогволд схватился за сердце. Серебряный сосуд выпал у него из руки, и вино разлилось на ковры. Придя в себя, Нубиец вскочил на ноги и с неимоверной силой схватил своего правителя за плечи. Глаза его сверкали двумя рубинами. – Забудь про неё немедленно! Выбрось её портрет, сожги его!
– Ты что? – оттолкнул его князь, но вырваться до конца не смог. – Ты белены, что ли объелся! Стража!
Видя, что князь упорствует, Рогволд выхватил у него посох и замахнулся на изображённую девушку. Правитель толкнул его в грудь, и удар пришёлся вскользь, так что еле задел самый уголок губы жертвы. Из чуть надорванного в этом месте холста показалась струйка крови.
– Схватить его! – бешеным голосом взревел князь, указывая стражникам на нубийского мага. – Заточить его в клеть, не поить, не кормить, выставить на солнце!
От такого приказа даже телохранители князя не с первого раза решились связать Рогволда: он лежал лицом в ковёр со скрученным за спиной руками.
– Вы что, осмелиться меня вздумали? – князь размахнулся посохом и выбил одному из стражников глаз. Тот заревел, как медведь, и рухнул в двух метрах, схватившись за пустую глазницу, из которой сочилось что-то бело-красное. Разгневавшись ещё больше, князь выхватил длинный кинжал и по рукоять вогнал его под ребро второму стражнику, отчего тот свалился на прорицателя, который, почуяв свободу, извился как уж и вмиг оказался перед правителем на ногах.
– Одумайся! – Рогволд Нубиец встряс своего господина за грудки и даже ударил кулаком по лицу. – Веру потеряешь, если её искать начнёшь! Брось, брось! Пустое это! Забудь!
И он забурчал что-то на своём языке, чего не бывало с ним с той самой поры, когда он перенял славянскую веру. На князя это, казалось, произвело должное впечатление. Новая партия стражников бежала, чтобы повалить Нубийца на пол, но владыка остановил их жестом. Самообладание понемногу возвращалось к нему.
– Из-за тебя я выбил глаз одному своему воину и убил другого. А ты дал мне пощёчину, за что тебе полагается верная смерть, несмотря на все твои заслуги. Перед лицом возмездия скажи мне, пожалуйста, будь так добр, – и он повысил голос до звериного рыка: – Почему я потеряю веру, если найду эту девушку?!!
– Потому что она не придёт к тебе, если ты не оставишь веру отцов! – Ровголд Нубиец стоял, как каменный столп, неподвижный и мрачный. Но глаза его горели огнём, и жар исходил от всего его существа.
– И кто же она по вере?
– Христианка, – ответил прорицатель. Это было его последним словом. Князь схватил лежавший рядом с ним тесак, размахнулся и обрушил его на Рогволда Нубийца наискось. Клинок, как по тонкому стеблю, прошёл между шеей и головой и вышел под правым ребром. Освободившийся верх прорицателя сполз следом за тесаком и повалился головой на ковёр. Оставшаяся часть прыснула кровью, осела на колени и повалилась вперёд, окатив обезумевшего от гнева князя багровыми струями.

Этот момент князь вспоминал сотни раз в течение своей жизни. Однако сегодня прошедшее пронеслось в его памяти, как будто случилось только что. Как будто лезвие ещё хранило жар разрубленного надвое прорицателя.
Священник причастил его и соборовал, призывая благодать Божию во исцеление души и тела великого князя. Властителю, действительно, стало легче. Он попросил приблизить к нему тот самый портрет девушки, которую он искал всю жизнь. Ради неё он принял христианство сам и крестил всю свою дружину и Киев. Ради неё он выстроил великолепный собор из камня, доставленного за тысячи вёрст. Ради неё он заложил лавру, где седые отцы спасаются и молятся за него и весь христианский мир.
«Раз уж она не пришла ко мне, – думал святой князь Владимир, – то сегодня, по крайней мере, не умру!». С этой мыслью он приказал оставить его и лёг спать. Ночью он тихо отошёл ко Господу.
* * *
С тех пор, как святой князь Владимир почил в Боге, душа его никак не могла найти покой. Будучи теперь духом бесплотным, он мог пребывать в любой точке пространства и времени. Однако, взвесив логически вероятность встретить ту самую девушку, просто блуждая по земле, князь решил не натыкаться на бедных смертных и не подглядывать в окна, а остаться в собственных мощах и ждать. В конце концов, Рогволд Нубиец ни разу его не обманывал. Как знать, может, он действительно встретит ту самую? И если уж написано у него на роду, то пусть она сама придёт к нему на встречу, чем он будет пресмыкаться по грешной тверди, что никак не подобает святому, к тому же равноапостольному.
Поклоняться мощам святого стали практически сразу после смерти, так что князь встретил множество людей в течение первого своего заупокойного года. С того времени дни шли за днями, и он устал в конец. На второй век мощевания Владимир дал себе слово продержаться ещё столетие и уйти на настоящий покой – ну сколько можно! Но прошёл ещё век, и ещё один, и половина тысячелетия, и дух прежде величественного правителя ослаб.
После татарского ига его уже ничто не могло удивить – ни посредственное юродство Ивана Грозного, ни удивительная последовательность протопопа Аввакума, ни семивёрстные шаги Петра Великого, ни гуттаперчевая ловкость Александра Второго. Князь Владимир смотрел на разворачивавшуюся историю, как простудившийся ребёнок смотрит на улицу на играющих сверстников: лучше укутаться в одеяло и поспать. На девятом веке его мощи смогли удивить Александр Невский и Дмитрий Донской, которые отдали свои имена авиаэскадрильи и танковой дивизии во время Великой Отечественной войны. Но эти князья нравились ему больше, как наследники престола и соратники.
Наконец, в 2015 году исполнялось тысячелетие после блаженной кончины великого князя. И Владимир решил продержаться последний тур, в который его отправила родная Церковь из Киева по городам святой Руси и обратно в Пещеры, и отправиться куда-нибудь в тихое место, на Соловки, слушать древние распевы на протяжении всех тысяч лет, что остались до Страшного Суда! Так ему всё надоело.
В каждом из городов собиралась многотысячная очередь, чтобы поглазеть на тысячелетний череп за стеклом в золотой оправе. Князь доблестно терпел, пока лица нескончаемой чередой прикладывались к нему, как вдруг – как гром среди ясного неба – к нему подошла та самая девушка! Он даже опешил, пытаясь вспомнить: она это или нет? Но все сомнения сразу же рассеялись: да! несомненно! это была она!
– Святой князь Владимир, помоги мне сдать экзамен! – попросила его девушка, облобызала стекло, и её тут же сместили дальше, так сильно толпа напирала друг на друга ради встречи с реликвией.
«И это всё? – с отчаянием подумал князь, и всплеснул духовными руками, так что порыв ветра пронёсся по храму. – О боже, Рогволд, как же ты был прав!»

2019

Все произведения Михаила Кожаева