С темой страдания у Достоевского связано пьянство многих его героев. Некоторые из них напиваются до скотского состояния и совершают невообразимые поступки. Например, Мармеладов, пропивающий деньги, которые его собственная дочь Соня зарабатывает жёлтым билетом. Не лишним в данном случае будет напомнить, что роман «Преступление и наказание» в черновом варианте назывался «Пьяненькие». Другие персонажи Фёдора Михайловича пьют ужасно, но изящно.
«Я вот напьюсь, – рассказывает о себе Маслобоев в «Униженных и оскорблённых», – лягу себе на диван (а у меня диван славный, с пружинами) и думаю, что вот я, например, какой-нибудь Гомер или Дант, или какой-нибудь Фридрих Барбаруса, – ведь всё можно себе представить… У меня воображение, а у тебя действительность» (4, 128).
Тот же Маслобоев просто гениально рассказывает о ребёнке Валковского. Я убеждён, что «пьяная психология» раскрыта Достоевским лучше всего, во всех точнейших деталях, в шестой главе третьей части «Униженных и оскорблённых». Маслобоев – «само собою разумеется, он был вполпьяна» – озвучивает совершенно непередаваемый по степени вдохновения рассказ, в котором выражается вся его натура, возвышенная и низменная одновременно. Думаю, многие из нас, если постараются широким оком окинуть своих знакомых, смогут найти в ком-то из них типаж, очерченный Достоевским в Маслобоеве:
«Насчёт леденцов трудно сообразить, – начал он, усаживаясь подле меня на диване. – Я их купил третьего дня, в пьяном виде, в овощной лавочке, – не знаю для чего. Впрочем, может быть, для того, чтоб поддержать отечественную торговлю и промышленность, – не знаю наверно; помню только, что я шёл тогда по улице пьяный, упал в грязь, рвал на себе волосы и плакал о том, что ни к чему не способен. Я, разумеется, об леденцах забыл, так они и остались у меня в кармане до вчерашнего дня, когда я сел на них, садясь на твой диван. Насчёт танцев же опять нетрезвый вид: вчера я был достаточно пьян, а в пьяном виде я, когда бываю доволен судьбою, иногда танцую. Вот и всё; кроме разве того, что эта сиротка возбудила во мне жалость; да, кроме того, она и говорить со мной не хотела, как будто сердилась. Я и ну танцевать, чтоб развеселить её, и леденчиками попотчевал» (4, 215).
Достоевский поразительно точно умеет описывать состояние или речь пьяного человека. В приведённом отрывке персонаж Фёдора Михайловича раскрывает всю подноготную только потому, что «во хмелю». Он унижается до полного, подробнейшего описания мотивов собственных поступков, но унижением такой открытый психологизм отнюдь не считает. Напротив, для него это признак дружелюбия, если можно так выразиться – душевного гостеприимства.
В «Подростке» содержится прекрасное описание Версиловым ощущения лёгкости, подъёма и деятельного энтузиазма от «опьянелости»: «Мне ужасно захотелось пройтись пешком. Ни усталости, ни большой опьянелости я не чувствовал, а была лишь одна только бодрость; был прилив сил, была необыкновенная способность на всякое предприятие и бесчисленные приятные мысли в голове» (10, 260). Иногда «бесчисленные приятные мысли» могут даже преодолевать языковые различия.
В одном из диалогов «Села Степанчикова и его обитателей», в несколько ином контексте, звучит следующее рассуждение: «А на что холопу знать по-французски, спрошу я вас? Да на что и нашему-то брату знать по-французски, на что? С барышнями в мазурке лимонничать, с чужими жёнами апельсинничать? разврат – больше ничего! А по-моему, графин водки выпил – вот и заговорил на всех языках» (2, 162).
Это заключительное «графин водки выпил – вот и заговорил на всех языках» является, как мне кажется, ключом, открывающим двери к пониманию Достоевским побудительного источника пьянства. Это – стремление к универсальному. Вино помогает героям Достоевского приобщиться к вселенной, ко всем её живым существам. Персонажи «Записок из мёртвого дома» могли тратить почти годовые свои сбережения, чтобы мертвецки напиться в единственный день в году. И в то же самое время в их пьянстве скрывается недостижимое, недоступное им – свобода.
Герои Достоевского зачастую напиваются оттого, что не могут пережить трагедии жизни. «Вечный муж» начинает напиваться после смерти супруги. Мармеладов хочет забыться от той пропасти, нищеты и безобразия, куда, впрочем, и сам во многом привёл свою семью. Митя Карамазов пьёт, потому что разрывается между двумя любовями, а заодно – от отсутствия истинного ориентира в жизни. Свидригайлов потчуется накануне самоубийства. Сквозь душу всех указанных персонажей проходит тот самый «надрыв».
Внутренняя расколотость заметна и в одной из наиболее говорящих фамилий – Раскольникове. Но он переживает душевные муки по-своему, не обращаясь к пагубной и обманной «помощи» вина. Равно как и сам Достоевский. Гениально описывающий пьяных, Фёдор Михайлович сторонился употребления алкоголя. Вино «скотинит и зверит человека, ожесточает его и отвлекает от светлых мыслей, тупит его перед всякой доброй пропагандой… – замечает Достоевский в «Дневнике писателя» за 1876 год. – Пьяный бросает жену и детей своих».
Первоначально «Преступление и наказание» задумывался как роман «Пьяненькие», который, как следовало из письма Достоевского к редактору журнала «Отечественные записки» А. А. Краевскому, «будет связан с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч.». Мы знаем, что замысел Фёдора Михайловича претерпел изменения, и первоначальный посыл оказался воплощён в сюжетной линии семейства Мармеладовых.
Пагубное влияние пьянства не только на судьбы отдельных людей, семейств, но и на судьбы целой страны подробно изложено Достоевским в «Дневнике писателя»: «Чуть не половину теперешнего бюджета нашего оплачивает водка, т. е. по-теперешнему народное пьянство и народный разврат, – стало быть вся народная будущность. Мы, так сказать, будущностью нашей платим за наш величавый бюджет европейской державы». Как вам столь острый либерализм от писателя, который в общественном сознании воспринимается едва ли не как оплот имперской идеологии? А оказывается, Достоевский чрезвычайно сильно критиковал «царский режим», хотя, конечно, стремился к совсем иным преобразованиям, нежели те, что последовали от свергших его политических сил.
Итак, Достоевский – гениальный художник «пьяненьких» и возрастающей вокруг них скверны – сам не пил и считал, что общество, в котором процветает пьянство, а отношение к нему снисходительно, обречено на вырождение. В сильном государстве Фёдор Михайлович видел общество, которое не вынуждено пить, чтобы не чувствовать страдания от угнетения.
Впрочем, ещё задолго до «Преступления и наказания» Достоевский сформулировал мысль, что лозунг «среда заела» может использоваться для оправдания самых разнообразных преступлений. «Те же, отступники дела, волки в овечьем стаде, что бы ни представляли в своё оправдание, как бы ни оправдывались, например хоть средой, которая заела и их в свою очередь, всегда будут неправы, особенно если при этом потеряли и человеколюбие. А человеколюбие, ласковость, братское сострадание к больному иногда нужнее ему всех лекарств. Пора бы нам перестать апатически жаловаться на среду, что она нас заела. Это, положим, правда, что она многое в нас заедает, да не всё же, и часто иной хитрый и понимающий дело плут преловко прикрывает и оправдывает влиянием этой среды не одну свою слабость, а нередко и подлость, особенно если умеет красно говорить или писать» (3, 185).
В данном общем правиле можно выделить частную закономерность: слишком многие пьянство выставляют как результат множества тягот, которые не дают вздохнуть и нормально жить. Но надо иметь твёрдость характера признать, что причина совсем в другом, и не только не оправдываться пьянством, но и быть выше вообще всякого оправдания. Жизнь отнюдь не проста, и нужно быть сильным, чтобы пройти её достойно.