«Лукуллов пир». Был бы жив Валерий Борисович Губочкин, мой учитель латыни в гимназии, он разъяснил бы мне значение этого выражения во всех подробностях. Причём комментарии и отступления могли бы занять много часов сверх основных сведений. Но я, к своему стыду, даже с именем Лукулла оказался незнаком. Тем интереснее стало о нём узнать, когда я столкнулся с Лукуллом несколько раз сначала у Дюма, а затем у Достоевского. Кто же это такой? – не выдержал я и обратился к Брокгаузу и Ефрону. Но этому предшествовали неожиданные заочные встречи…
Лукулл в литературе
Впервые имя Лукулла я услышал в «Графе Монте-Кристо» Александра Дюма-отца. Причём в его романе упоминание Лукулла встречается трижды:
- часть вторая, глава X («Италия. Синдбад-мореход»)
- часть третья, глава XVI («Биржевая игра»)
- часть четвёртая, глава VI («Обед»)
В первый раз мы слышим это имя – Лукулл – во второй части книги, главе X («Италия. Синдбад-мореход»). Здесь своего гостя Франца главный герой встречает на выкупленном острове Монте-Кристо, давшему ему и графство, и имя:
– Помилуйте, – сказал Франц, – к чему извинения? Всем известно, что людям, переступающим порог волшебных замков, завязывают глаза; вспомните Рауля в «Гугенотах»; и, право, я не могу пожаловаться: всё, что вы мне показываете, поистине стоит чудес «Тысячи и одной ночи».
– Увы! Я скажу вам, как Лукулл: если бы я знал, что вы сделаете мне честь посетить меня, я приготовился бы к этому.
Во второй раз имя Лукулла, причём повторенное дважды, звучит в третьей части, в главе XVI («Биржевая игра»):
– Право, дорогой Бертуччо, – сказал граф, – я нахожу, что с тех пор, как мы в Париже, вы не в своей тарелке, вы полны сомнений; разве вы разучились понимать меня?
– Но, может быть, ваше сиятельство, хотя бы сообщите мне, кого вы приглашаете?
– Я ещё и сам не знаю, и вам тоже незачем знать. Лукулл обедает у Лукулла, вот и всё.
Наконец, в третий раз почтенный римлянин упоминается Дюма в четвёртой части, в главе VI («Обед»). Граф предъявляет гостям редких рыб, которые были выловлены в Волге и острове Фузаро и доставлены к столу живыми, и поясняет:
– Это изобретение не моё, баронесса; оно было в ходу у римлян. Плиний сообщает, что из Остии в Рим, при помощи нескольких смен рабов, которые несли их на головах, пересылались рыбы из породы тех, которые он называет mulus; судя по его описанию, это дорада. Получить её живой считалось роскошью ещё и потому, что зрелище её смерти было очень занимательно; засыпая, она несколько раз меняла свой цвет и, подобно испаряющейся радуге, проходила сквозь все оттенки спектра, после чего её отправляли на кухню. Эта агония входила в число её достоинств. Если её не видели живой, ею пренебрегали мёртвой.
– Да, – сказал Дебрэ, – но от Остии до Рима не больше восьми лье.
– Это верно, – отвечал Монте-Кристо, – но разве заслуга родиться через тысячу восемьсот лет после Лукулла, если не умеешь его превзойти?
Так кто же такой этот Лукулл! – не удержится от восклицания читатель. По крайней мере, мы уже знаем, что он жил за тысячу восемьсот лет до графа Монте-Кристо, то есть около Рождества Христова. А также знаем, что граф его превзошёл, причём это был едва ли не единичный случай, к тому же – художественный. А Лукулл задавал пиры 80 уровня в реальности. Но прежде, чем перейти к описанию его личности, не могу не рассказать об упоминании Лукулла у ещё одного писателя. Я теперь читаю все произведения Достоевского от начала до конца. И на «Селе Степанчикове и его обитателях» вновь наткнулся на Лукулла.
Фёдор Михайлович так описывает поведение тирана Фомы Фомича Опискина: «Понятно, что Фома Фомич мог делать в этом смиренном доме всё, что ему вздумается. И чего-чего он не наделал в эти семь лет! Даже нельзя себе представить, до каких необузданных фантазий доходила иногда его пресыщенная, праздная душа в изобретении самых утончённых, нравственно-лукулловских капризов». А в комментарии А.В. Архиповой к данному эпизоду «Села Степанчикова» указано: «Имя Лукулла, древнеримского полководца (106(?) – 56 гг. до н.э.), известного своим богатством, стало нарицательным и обозначает человека, утопающего в роскоши, пресыщенного жизнью и ищущего особо изысканных удовольствий».
Не стану утомлять читателя упоминанием Лукулла в пьесе Шекспира «Тимон Афинский» и перейду непосредственно к рассказу об этом примечательном римлянине.
Лукулл исторический
Lucius Licinius Lucullus, то есть Луций Лициний Лукулл (118 – 56 гг. до н.э.) – историческая личность, римский полководец, политик и потомственный консул. Лукулл – старший современник Цезаря и Помпея. История присвоила ему прозвание Понтийский после победы над войском Митридата, царя Понтийского царства, в 87 году. Ещё при жизни в честь Лукулла начали называть деньги, которые чеканились в Пелопоннесе. Всего же в ходе многолетней войны Лукулл победил Митридат, по меньшей мере, в четырёх крупных походах. Неудивительно, что в результате Лукулл сказочно разбогател. Поэтому вошёл в анналы в большей степени не как блестящий сухопутный и морской военачальник, но как богатейший вельможа, эстет и гурман.
Лукуллов пир
В пословицу вошло выражение «лукуллов пир», которое обозначает не просто роскошное пиршество, но настолько изысканное, что остаётся только поражаться, какие невероятные усилия были предприняты для услады хозяина и высокопоставленных гостей. Вечеринки происходили в собственных садах Лукулла, на его виллах в Тускулуме и Кампании и вообще везде, где ему вздумывалось на славу погулять. Павлины с острова Самос, рябчики из Азии, журавли из Греции, устрицы из южной Италии и финики из северной Африки – всё это подразумевалось как бы само собой.
Особым шиком у Лукулла считалось подать к столу блюду из соловьиных язычков. Представьте себе бедного соловья и его скромные размеры. Как следствие, на одну порцию могли уходить язычки нескольких тысяч убитых птиц! Поэтому «лукуллов пир» превышает простую роскошь и приближается к патологической извращённости. Тем не менее выражение стало синоним изысканности и эксклюзивности.
Однако не торопитесь насылать на Лукулла проклятия за миллионы убитых соловьёв. В заслугу римскому сановнику следует вменить то, что именно он привёз из Азии… вишню! Да, если бы не Лукулл, то мы с вами, возможно, и не познакомились с вишнёвым деревом и жили бы сиро и убого. Так что спасибо товарищу консулу за наш, так сказать, обиходный лукуллов пир!
Вот, кстати, отрывок из романа Бальзака «Шагреневая кожа», в котором также из тени на свет выходит Лукулл: «Тайфер, наш амфитрион, обещал затмить жалкие сатурналии наших крохотных современных Лукуллов».