Любовь Степановна заглянула в палату к супругу с корзиной мандаринов в руках – он их очень любил с самого детства. Причём не только в Новый год, но и вообще в любое время. Никита Александрович лежал в кровати и читал книгу, которую тут же отложил.
– Привет! – опередил он жену.
– Привет! – улыбнулась ему в ответ Любовь Степановна и вошла внутрь. – Как ты?
– Отлично! – бравурно ответил Лепнин и жестом пригласил супругу сесть к нему рядом на кровати. Несколько раз он поцеловал ей руки. – Всё просто замечательно! Ты вновь пришла, и это самое главное!
Любовь Степановна улыбнулась, как уставшая хозяйка, которой малые дети помогают слабыми ручонками раскатывать тесто.
– Я рада, что ты рад меня видеть! Тебе сегодня делали электрошок?
– Да, – с готовностью подтвердил Лепнин, – занятная, я тебе доложу, процедура! Когда через твой мозг пускают ток, начинаешь с доверием относиться к людям. Ведь в руках врача, безо всякого преувеличения, твоя жизнь. Стоит повысить напряжение, и тебя может убить током! Или вот уколы. Достаточно вместо кубика ввести десять…
– Угу, – буркнула Любовь Степановна и вздохнула, – значит, и уколы сегодня тоже делали…
Никита Александрович осёкся, но быстро взял себя в руки.
– Да, делали! – откровенно признался он. Для контрнаступления он решил избрать тактику самоиронии и юмора, основанного на непредвзятом анализе собственного состояния. – Но вообще-то это медицинское учреждение, а я нахожусь на излечении. Поэтому прописанные процедуры – явление вполне нормальное. Знаешь, как некомфортно, когда во сне тебе каждую ночь является ущербный и асоциальный тип, от которого, я извиняюсь, воняет! И который норовит совершить очередную пакость прямо у тебя на глазах. Тут волей-неволей согласишься на атаку и электронов, и молекул на собственные нервные центры. Скажи спасибо, что я в данный момент не пускаю слюну на твоё шикарное платье, в котором ты выглядишь просто обворожительно!
Любовь Степановна не могла не улыбнуться. Она знала: когда муж бравирует, это означает только одно: дело – дрянь. Ему либо очень больно, либо невыносимо от еженощного ужаса. Либо врачи нашли что-то страшное и ему предстоит серьёзная операция. Однако его умение держаться в любых обстоятельствах и стойко встречать беду с открытым забралом вселяло в неё надежду и силы. К тому же какая женщина оставит без внимания комплимент, особенно удачный и тонкий. Никите Александровиче удалось обезоружить супругу, и она не выдержала:
– Ты знаешь, – после небольшой паузы неуверенно начала она, – я должна тебе кое в чём признаться.
Лепнин насторожился, но виду не подал. Любовь Степановна продолжила, не поднимая глаз:
– Я разделяю твои взгляды и сама не верю, но я всё-таки сходила к священнику!
По лицу Никиты Александровича угадывалось, что он ожидал услышать что угодно, но только не это. И признание жены не столько раздосадовало его – даже не так, оно вовсе его не расстроило, – сколько он попросту не был готов услышать то, что она произнесла. Так, наверное, дети признаются о разбитой чашке, когда родители проверяют их дневник: это не то, к чему они в данный момент готовы. И им совершенно не хочется даже ругать их из-за такого пустяка. Просто детская наивность выводит их из равновесия, так что приходится больше даже успокаивать, чем уверять, что разбитая чашка – пустяк.
– К священнику? – удивился Лепнин.
– Да, – кротко подтвердила Любовь Степановна. – Я знала, что ты не одобришь меня, но не могла поступить иначе! Ты, конечно, не удивишься, но он оказался типичным подстригателем овец: кроме подаяний, «жертв», как их там называют, и прочих подношений, его мало что волнует. Я решила рассказать тебя, чтобы не тяготить совесть. И ещё потому…
Она не успела договорить, как Никита Александрович перебил её:
– Да сходила – и сходила! Нашла, о чём переживать! Подтвердила на опыте то, что без вариантов выходило в теории!
Любовь Степановна осеклась, потому что не верила своим ушам. Она подумала, что ослышалась.
– Как, ты так просто реагируешь на это?
– Золотая моя, ну а как я должен реагировать на это? – искренне ответил Лепнин. – Я же не воинствующий атеист в первые годы советской власти! Если бы я был верующим, я бы сказал: да Бог с ним! Что мне эти «небесные материи»!
– Серьёзно? – удивилась Любовь Степановна. – Честно говоря, я переживала, как тебе рассказать. Особенно то, что он предложил приехать поговорить с тобой.
– Священник предложил приехать ко мне? – удивился на этот раз Лепнин. – Вот это действительно странно! Может, он ещё икону Пантелеймона Целителя передал?
Никита Александрович рассмеялся, но его супруга вмиг побелела и молча достала из сумочки подаренную отцом Дионисием икону святого. Лепнин осознал, что так всё и произошло, и поторопился объяснить всё разумно и доходчиво.
– Послушай меня, Любаш! – вкрадчиво начал он и взял жену за руку. – Со мной в команде работала верующая женщина, от неё я и узнал, кто за что отвечает. Тебя это не должно смущать! Это всё равно, как если бы я отправлялся куда-нибудь в Бангладеш, а он передал бы тебе икону Николая Чудотворца, покровителя путешествующих. Или если бы подарил икону Богородицы Млекопитательнице тем, у кого не получается зачать. Видишь, я и такие тонкости знаю, поэтому тебя не должно смущать, что я предположил самый очевидный вариант.
Любовь Степановна смотрела мужу в глаза и ничего не отвечала.
– Я знаю, ты не из впечатлительных дам. Но данный случай, видимо, произвёл на тебя некоторое впечатление, вероятно, вследствие… моей ситуации, скажем так.
Супруга по-прежнему молчала.
– Если тебя это успокоит, я готов принять его. Пусть он приедет, и мы с ним пообщаемся. Я не хочу, чтобы случайное совпадение оставило в тебе ростки сомнений.
Услышав согласие на встречу со священником, Любовь Степановна, наконец, вышла из оцепенения.
– Да нет, – сказала она. – Если ты не хочешь, я не буду никого звать только для того, чтобы ты был спокоен, что спокойна я. Извини, что вообще затронула эту тему. Не знаю, чем я руководствовалась и почему всё это произошло…
Лепнин пожал плечами и заметил:
– Отчего же, пускай придёт! Мне даже интересно будет поговорить с ним. Я ведь, в сущности, ничего не знаю про это. По крайней мере, повышу уровень своего образования!
Лепнин задорно рассмеялся, и Любови Степановне от этого стало легче.
– Так ты действительно хочешь с ним увидеться? – уточнила она.
– Почему нет? – подтвердил Никита Александрович. – Я открыт разным граням человеческого опыта. Тем более если он сам высказался о возможности приехать, то – может быть, это прозвучит в разрезе с контекстом нашего диалога, но – чем чёрт не шутит!
– Ники-ита! – выдохнула Любовь Степановна, которая явно не ожидала такого речевого оборота.
– Прости-прости! – спохватился Никита Александрович и примирительно сжал руки супруги в своих. – Согласен, здесь я перешёл границу, впредь обязуюсь выбирать выражения. Особенно в присутствии служителей культа, за это можешь не беспокоиться! Впрочем, давай поговорим о чём-нибудь другом. Мы так редко встречаемся, что мне это напоминает мои командировки в первые годы после студенчества!
Никита Александрович и Любовь Степановна ещё некоторое время сидели, держась за руки. Они вспоминали отдых в Армении почти сорок лет назад, когда решили завести ребёнка, и прошлогодние каникулы на Крите, во время которых их сын Андрей объявил, что они в четвёртый раз станут дедушкой с бабушкой. Подчас обрывочные факты, сиюминутные мемуары приходили им в голову. Лепнин вспомнил, как испачкал рубашку перед презентацией первого важного проекта своего бюро, и удивился, насколько тогда это казалось важным. Любови Степановне в очередной раз пришло на ум колье, которое за бешеные деньги Никита Александрович заказывал у частного ювелира под страхом изгнания из комсомола.
– Как странно… – отметил Лепнин. – Это было так важно, даже опасно, но мы жертвовали многими вещами не задумываясь. А сегодня многое представляется, как родителям в детском саду: признания – наивными, опасениями – надуманными. Может быть, спустя годы мы становимся родителями самим себе? И всё продолжаем куда-то расти? Мне, например, всё чаще кажется, что старость – своего рода дежурство в детском лагере: мы вскоре ненадолго расстанемся, чтобы снова соединиться и больше никогда не расставаться!
– Ну, это ты уже чересчур, кажется! – нахмурилась Любовь Степановна. – Надеюсь, ты не собрался завещание оставлять?
На этот раз Никита Александрович на мгновение потерял дар речи, поскольку его супруга попала в точку.
– Вообще-то именно это я и собирался сделать, – после некомфортной паузы осторожно начал он, – поскольку считаю, что зрелый и ответственный человек должен сформулировать свою последнюю волю, находясь в здравом уме и… какой там говорят, памяти? Одним словом, в сознании! – поторопился закончить мысль Лепнин, потому что упоминание памяти, по его мнению, могло проассоциироваться у супруги с выражением «вечная память».
– То есть пока я ходила к священнику, ты вызвал к себе юриста? – попыталась расставить все точки над “i” Любовь Степановна.
– Да, именно вызвал, потому что мы ещё не встречались, а только договорились о встрече, – серьёзным тоном заметил Лепнин. – Надеюсь, я не слишком расстроил тебя этим заявлением. В конце концов лучше сразу всё прояснить, чтобы не волноваться, как бы принадлежащее по праву семье не отошло государству или посторонним лицам. В этом, мне кажется, и заключается ответственность перед родными и близкими.
– Да, ты прав! – поспешила согласиться Любовь Степановна. Она прекрасно понимала, что муж делает всё правильно, стараясь заглянуть в обозримое будущее. Собственно, как и всегда. – Наверное, мне просто нелегко смириться с тем, что наступило время, когда мы задумываемся о таких вещах всерьёз…
– Да брось! – Никита Александрович с нежностью сжал супруге руку. – Я знаю человека, который ежегодно, в один и тот же определённый день, обновляет своё завещание. А первое он составил и заверил ещё до тридцати! Так что по большей части это вопрос отношения. К тому же как признание болезни есть первый шаг к выздоровлению, так и здравое отношение к себе говорит о благоразумии и силе. Да, все мы смертны. Но о готовности дышать полной грудью свидетельствует, скорее, составление завещания, нежели истерика и желание всё нажитое унести с собой могилу! Ты должна радоваться, что, поскольку я взвешенно отношусь к своему здоровью и судьбе своих родственников, значит – я ещё на коне! Значит, я ещё в силах! Давай лучше радоваться тому, что у нас есть. Счастье не в том, чтобы ворочать миллионами, а в том, чтобы уметь распорядиться ста тысячами во благо себе и своим любимым!
Любовь Степановна пожевала губами.
– Ты ведь уже договорился о встрече, – предположила она, – стало быть, твоё решение мне изменить не под силу. В любом случае, в общем и целом я согласна с тобой! Поэтому не будем попусту тратить слова и время. Значит, завтра к тебе сюда приедет священник. А нотариус?
– Не нотариус, а адвокат! – поправил её супруг. – Такие вещи нужно доверять профессионалам. С ним я договорился о встрече в начале следующей недели. Он приедет к нам на дачу.
– Ну вот и отлично! – подвела черту Любовь Степановна, тем более что в дверях показалась медсестра, которая должна была отвести Лепнина на массаж. Никита Александрович нежно поцеловал жену. Вместе они вышли из палаты, и здесь их пути разошлись. На прощание они обменялись воздушными поцелуями и улыбнулись в точности так же, как и сорок лет назад.