Танатоходец. Глава 12

Рождество бессмертия

Декабрь прошлого года

Лиза пришла в себя уже по пути в роддом. Сперва она услышала взволнованный голос Алексея, который пытался привести её в чувства и называл самыми ласковыми словами, и дикий рёв двигателя. Затем ощутила, как её иногда бросает из стороны в сторону в сиденье. Когда же она открыла глаза – едва не умерла от страха! Алексей буквально летел по ночному проспекту. Он немного сбрасывал скорость перед красными светофорами, чтобы быстро оценить ситуацию и не попасть в аварию, и снова жал на газ. Попутные машины не успевали заметить его, а встречные немедленно брали вправо при одном грозном виде стремительно приближающегося ксенона на своей полосе. Дома по обеим сторонам улиц складывались в сплошную кашу, а остановки пролетали мимо, как фонари освещения. Снег лепил в стекло, и дворники работали беспрестанно.

Когда животный страх немного прошёл, Лиза поймала себя на странной мысли, вспомнив, что она на самом деле – Алексей, который в данный момент наблюдает за собой со стороны. «Неужели я вправду так вожу?» – подумала она, придя в ужас на очередном перекрёстке. В этот момент подкатила новая волна схваток, и девушка закричала что было мочи.

– Лиза, Лизанька, потерпи! – судорожно повторял Алексей. – Мы уже подъезжаем, нас уже ждут врачи, всё будет хорошо! Ты слышишь, красавица моя, сладкая моя: всё будет хорошо, я тебе обещаю! Лизанька, потерпи, потерпи, пожалуйста, я…

Он не успел договорить, потому что Лиза снова заорала от смертельной боли:

– А-а-а!!! Лёша, я не могу больше! Я сейчас умру! Лёша, сделай ты что-нибу-удь!! А-а-а!!!

Полуночный пешеход еле успел перебежать дорогу перед тем, как Алексей пронёсся по ней на бешеной скорости. Где-то вдали показались красно-синие маячки. Молодой человек проехал насквозь пешеходный центр, благо людей в поздний час там практически не было, и свернул в переулок, где располагался родильный дом. У освещённого подъезда уже дежурила бригада медиков, которая немедленно приняла роженицу и повезла её по длинному коридору в операционную.

За дверью показался главный хирург, которого вызвали на случай необходимости кесарить. Когда доктор повернулся, Алексей увидел его в лицо и заметил небольшое сходство с господином в клетчатом пиджаке. Впрочем, было совсем не время останавливаться на подобных мыслях, в особенности если учесть, что у него больше не оставалось сил кричать и он беспомощно мычал, прикрыв посиневшие от страданий глаза. Алексея наотрез отказались пускать внутрь, поэтому последнее, что он сам от себя услышал, было:

– Лиза, я люблю тебя! Всё будет хорошо!

Впрочем, и эту фразу она восприняла, как сквозь сон. Видимо, начал действовать препарат, который ей вкололи сразу по прибытии в клинику. Алексей хотел проломить ударом стену от бессилия чем-то помочь, но сдержался и присел на корточки, сжав кулаки и прислонив их ко лбу. Нервная дрожь волнами бегала по его телу, бешеный стук сердца отдавался в висках, а лёгкие не справлялись с напряжением. Но ничего этого Лиза уже, разумеется, не видела.

Её завезли в операционную, где ей стало дурно от запаха лекарств. Девушке дали что-то понюхать, и на некоторое время её ум прояснился. Пронзительная боль периодически обездвиживала Лизу, так что она не могла даже кричать и лишь беспомощно хрипела. Роженица уже не обращала внимания, что с ней делали. Её, как куклу, переложили на стол, раздели, отчего бледная кожа стала гусиной, и положили ноги на подставки.

Что происходило дальше – у девушки не было никаких сил смотреть. Она ощущала какие-то грубые действия. Но всё её тело словно раздробило пушечным ядром, потому что Лиза чувствовала только острую, режущую, а иногда и вовсе кинжальную боль то тут, то там, но где именно – понять не могла. Медсестра обильно смочила её живот ароматной жидкостью и с состраданием посмотрела ей в глаза. Где-то высоко под потолком показалось лицо хирурга, который скомандовал начало операции. В его облечённой в длинную перчатку руке сверкнул скальпель.

– Лёша, Лёшенька… – собрав последние силы, но всё равно слабо, еле слышно Лиза позвала на помощь. Она моргнула в ожидании чуда. Но никакого спасения не последовало, потому что прямо над ней вспыхнул ослепительный свет, в котором резко очертилась занесённая рука со скальпелем. В следующую секунду девушку будто разрезали напополам. Она резко вскрикнула, и свет перед ней тут же погас.

Сколько тянулась темнота, она сказать не могла. Когда Лиза открыла глаза, первое, что она увидела, была надпись: «Операционная». «Меня везут в другую операционную? – удивилась девушка. – Со мной что-то неладное?». Она огляделась по сторонам – вокруг не было ни души. Только в конце коридора в регистратуре горел свет, но находился ли там кто-то или нет, сказать точно было нельзя. Лиза посмотрела на себя – модные кроссовки, небесно-голубые джинсы, стильная куртка и завязанный простым узлом шарф с ароматом мужской туалетной воды. Никакого живота не было и в помине!

Она подняла перед собой руки и обнаружила кольцо с сапфиром, которое носил Алексей. Лиза бросилась к зеркалу и встретила в нём своего любимого – с зафиксированными гелем восхитительно-чёрными волосами, гладковыбритого, но с кроваво-красными глазами и зрачками в пол-лица. «Что за дьявольщина! – подумал Алексей. – Что происходит? Где Лиза? Мне почудилось, что она рожает?? Где я? Я наконец выбрался из этой проклятой ширмы? Что происходит?».

Он бросился в приёмный покой – там никого не оказалось. Вернулся ко входу в операционную – двери заперты. На крики, мольбы и угрозы никто не отвечал. Ожидание испепеляло Алексея. Секунда длилась, как час, пока он ходил из одного конца коридора в другой и ломал себе пальцы.

– Так, – попытался он собраться с мыслями и для этого заговорил с собой вслух. – Последний раз я ощущал себя самим собой на спектакле Лизы. Но чем всё закончилось – не помню! Почему? Я сильно напился в тот вечер? Допустим. Дальше. Полчаса назад я открыл дверь самому себе, чтобы я-он отвёз меня-Лизу рожать! Что за бред? Она даже не была беременна, не мог же я вырубиться на девять месяцев! Или мог?

Алексей остановился, уставил свой взгляд на плинтус и снова зашагал из стороны в сторону. «На улице шёл снег, – продолжил он уже про себя, в своих мыслях. – В марте это возможно, несмотря на то, что ещё вчера было почти плюс двадцать!». Тут он снова замер на месте и с силой ударил себя по лбу:

– Чёрт, ёлка!!! Я видел её на главной площади! Какая ёлка в марте! Значит, сейчас декабрь или январь! А это… девять или десять месяцев… – быстро подсчитал он в уме и буквально онемел. Алексей прекратил понимать происходящее. Последние переживания, казалось, выжгли остатки его больного разума. Он отказывался верить в то, что сейчас могла произойти огромная трагедия. Что его любимая Лиза, которую он боготворил всем  своим ничтожным сердцем, могла погибнуть за его прегрешения… Нет, это невозможно! Это просто невозможно!

Слёзы сами, без спроса потекли у него из глаз. Алексей поддался нахлынувшей на него истерике и повалился на пол, обхватив голову руками, чтобы ему самому было не так слышно собственного воя. Неизвестность буквально убивала его. Прошли бесконечные полчаса, когда, наконец, открылась дверь операционной и из неё вышел главврач больницы. Лицо его было серьёзным, а взгляд сосредоточенным, хотя глаза старались смотреть мимо собеседника. Алексей подбежал к нему в надежде услышать радостные вести, но тягостное молчание доктора свидетельствовало о том, что случилось страшное.

– Что с ней? Что с ней, доктор? Не молчите! – умолял Алексей. Врач поднял взгляд на молодого человека и ответил на выдохе:

– У вас родилась дочь. Ваша супруга скончалась родами, мы ничем не смогли ей помочь…

На лице Афанасьева появилась улыбка умалишённого. В его носу засвербило, как если бы он только что вышел из бассейна, а судорожный рот скривило потугой заики произнести сложное слово. Алексей сглотнул слюну, рефлекторно сделал шаг назад и отрывисто оттолкнулся руками от воздуха, будто бы смахивал с себя целую колонию муравьёв. Нервно задёргался лицевой мускул, отчего вмиг постаревшего молодого человека скривила гримаса шута.

– Может быть, оизошла прошибка? – с каплей надежды спросил Алексей.

– Я понимаю ваше состояние… – ответил доктор. – Что? Постойте, что вы сказали?

– Голова её где? – невпопад, к тому же невнятно буркнул Афанасьев, глядя на стену. – Нужно утюг… пысая левица… четыре…

И он уставился на врача, сам не понимая, что говорит.

– Боже, – склонился над ним тот и рассмотрел зрачки. – Вызовите реанимацию, у нас здесь инсульт!

Слегка дёргаясь, Алексей лежал на полу в коридоре. Его парализовало на правую половину тела, но он этого уже не понимал, потому что перед ним стояла красавица Лиза со спящей дочкой на руках…

 

Спустя две недели сторож городского кладбища попытался выгнать странного посетителя, который, как тень, стоял возле одной из могил. На все доводы тот отвечал кратко или не отвечал вовсе. Единственное, что понял сторож, – мужчина останется здесь до утра. По его виду можно было заключить наверняка, что у него умер кто-то из близких, настолько он был молчалив, безутешен и строг. Сторож мельком взглянул на могильный камень, на годы жизни покойной и догадался, что то была его жена или сестра. Поэтому служитель учтиво откашлялся и пошёл закрывать ворота.

На следующий день, придя на кладбище, он к своему удивлению не обнаружил загадочного гостя и решил осмотреть памятники на предмет вандализма, но не заметил ровным счётом ничего подозрительного. Поэтому предположил, что мужчина попросту замёрз или устал, перемахнул через кладбищенскую стену и был таков. Однако за час до церковной службы вчерашний посетитель появился в храме, отстоял литургию, а затем ещё до полудня пробыл перед той же могилой. К вечерне он возвратился вновь на кладбище и так же, как за день до этого, твёрдо заявил о желании остаться.

История повторилась и назавтра. И сторож решил было оставить затею строить догадки: мало ли, какое у человека горе, – как нечаянный случай подогрел его угасавший интерес. Он уже закрывал ворота, как быстрым шагом к нему приблизился монах в длинном одеянии и с капюшоном на голове.

– Служба уже закончилась, отче! – отчего-то со страхом проговорил сторож.

– Нет ли на кладбище одного страдальца, который вот уже третий день приходит на одну и ту же могилу? – спросил отшельник.

– Есть! – удивился сторож. – Я его закрываю на ночь. Вот и сейчас хотел… Больно горе у него крутое, видимо, я поэтому и допускаю… Но если нельзя это, то я ему скажу выйти прочь!

Монах посмотрел на собеседника своими глубокими глазами, и от этого взгляда сторожу вдруг стало тепло и спокойно.

– Не мне судить, можно или нельзя… – смиренно заметил инок. – Но дело другое – я бы хотел к нему присоединиться! То есть я прошу тебя пустить меня внутрь и закрыть вместе с ним! Имя моё – Михаил, я подвизаюсь в Воскресенском монастыре на Куличках!

Сторож раболепно пригнулся, потому что никак не ожидал, что монах будет перед ним докладываться, и немедленно распахнул уже прикрытую дверь:

– Конечно, батюшка!

Монах поблагодарил ключника и тем же быстрым шагом направился в глубь кладбища, хотя сторож забыл ему сообщить расположение могилы. Он подождал, пока инок скроется из виду, пожал плечами и закрыл на воротах тяжёлый замок.

Алексей стоял на коленях прямо на снегу и, склонив голову, плакал. В руках у него дрожала их фотография с Лизой, на которой они сидят в кафе и влюблённо смотрят друг на друга, подперев подбородки кулаками. Молодой человек переводил взгляд с запечатлённой картины счастья на могильный камень, и рыдание его становилось всё безутешней. В своих тягостных мыслях он даже не заметил появления одноклассника.

– Алексей! – негромко позвал его пришедший. – Я пришёл, чтобы помочь тебе!

Если бы они встретились в любой другой раз, Афанасьев бросился бы к Максиму в объятья. Но сейчас он поднял голову, и в его взгляде не пробежало даже искры удивления. Он посмотрел как бы сквозь монаха и произнёс буднично и невнятно, как человек, давно ни с кем не разговаривавший:

– Здравствуй, отец Михаил! – И снова уткнулся в фотографию.

Отшельник не отвечал. Молчание длилось несколько минут, когда Алексей неожиданно спросил:

– Как это могло произойти? – он сглотнул слюну. – В последний раз я видел её на спектакле – такой счастливой. Красивой. Обворожительной. Радостной. Она вся сияла изнутри! И потом вдруг я умираю её смертью, да ещё и родами! Как это возможно, Максим, а? Как это возможно?

– Я теперь отец Михаил, – заметил тот. Алексей знал, что его старинный приятель не стал бы исправлять страдающего просто так или из ложного тщеславия. Поэтому решил, что это важно. В том числе и для самого Алексея.

– Ты можешь объяснить это с духовной стороны? – скалясь по-звериному от неотступных страданий, спросил он.

– Если бы я был Максимом, я бы тебе ничего не смог объяснить. В лучшем случае предположил бы психическое расстройство, но ты и сам уже исключил этот вариант.

– Тогда что? – не выдержав, Афанасьев стукнул кулаком по снегу. Тонкая нитка слюны потянулась вниз с уголка его перекошенного рта. – Что это было?

Отец Михаил вдохнул морозный воздух, посмотрел вдаль и скрестил руки на могильной ограде.

– Ты связался с очень влиятельной и опасной силой, – начал он. – Настолько опасной, что сам не представлял даже десятой части того, с чем тебе придётся столкнуться. Взять хотя бы курьера, которого ты наказал за наглость по отношению к твоей жене…

– Когда она стала моей женой? Почему я этого не помню? – Алексей сжал пальцами снег и с остервенением бросил ледяной комок в сторону. – Прошло девять месяцев, а я не помню ни дня!

– Ты не задумывался, почему именно девять месяцев? – не обращая внимания на Лёшину истерику, поинтересовался монах.

– А о чём тут думать! – вскричал Афанасьев, отчего лицо его стало красным, а на шее взбухла толстая вена. – Это срок беременности! Зачем ты спрашиваешь? Чтобы унизить меня?

– Вспомни, за какое время до смерти человека ты в него обычно вселялся? – по-прежнему хладнокровно произнёс отец Михаил.

– За несколько часов! – закричал Алексей, но затем заставил себя сдержаться, потому что заданный вопрос и озвученный ответ его насторожили.

– Алексей, ты должен был умереть смертью дочери, а не жены…

Молодой человек исподлобья уставился на священника и улыбнулся, как отпетый преступник.

– Что? – не веря своим ушам, переспросил он.

Отец Михаил протянул руку, чтобы помочь Алексею встать с колен.

– Ты не случайно обратил внимание на сходство хирурга и господина в клетчатом пиджаке. Тогда, в операционной это был именно он. И убить он хотел не Лизу, а её дочь. А в её лице – тебя самого. Потому что в своей дьявольской игре ты зашёл слишком далеко. И он захотел от тебя избавиться, зная, что у тебя появился заступник! Но ты, понимаешь ли, не был до конца уверен, что доктор фальшивый, что это на самом деле господин в клетчатом пиджаке! Жизнь самых близких людей висит на волоске – а ты сомневаешься, как школьница на уроке! Лёша, жизнь одна. Нельзя выбирать лучшие варианты после их прожития – принимать решения нужно сразу!

– Заступник? – удивился Алексей. – О ком это ты говоришь? Кто он?

– Твой отец, – назвал его инок, будто бы речь шла о чём-то само собой разумеющемся.

– Отец? – не поверил Афанасьев. – Я его уже несколько лет не видел!

– Я не в прямом смысле! – от души рассмеялся священник. – Хотя и истинного отца ты уже несколько лет не видел… Тебя спасло то, что ты впервые использовал полученную возможность умирать за других во благо – ты умер отцом Техретина! И после этого стал исправляться! Поэтому тебе было решено дать шанс – но ты им не воспользовался! По крайней мере, пока…

– О чём ты? – от сухости во рту Алексей говорил тихо и сипло. Он давно перестал что-либо понимать, но теперь начал осознавать, что дело гораздо сложнее, чем он думал.

– Господин в клетчатом пиджаке хотел убить младенца, а не Лизу, потому что в противном случае ты мог его распознать и помешать его ужасному плану.

– Но я и так его распознал, когда меня везли в операционную! Значит, я умирал смертью Лизы, потому что видел его среди врачей! По твоей логике, он задумал убить меня смертью моей же дочки, но оказался я в итоге в Лизе!

Отец Михаил решительно махнул головой, но ответил так, как отвечают ребёнку, который неправильно решил арифметический пример:

– Нет, Лёша! Ты умирал смертью дочки, а не Лизы. Просто ты видел господина в клетчатом пиджаке не её глазами – а своими! Когда ты заметил его в операционной – это ты сам на него смотрел!!! Уверяю тебя! Лиза ничего не понимала, она была слишком слаба! Не удивляйся: такое бывает! Умираешь смертью одного, а в это время ощущаешь самого себя порой за тысячи километров…

– Но как, по-твоему, я увидел, что Лизе делают надрез? Меня же не было с ней в тот момент, как?

– О, здесь всё гораздо сложнее, как принято говорить у людей! А на самом деле – гораздо проще. Неужели ты до сих пор ещё не понял, что вы с ней одно! Нет уже ни тебя, ни её – есть плоть едина, и всё! Ты этого не помнишь, но вы с Лизой повенчались… Я знаю, ты не помнишь последние девять месяцев, но ты всё это время жил с ней. Не скажу, что очень хорошо, но жил. Я надеюсь – дай Бог! – ты всё это вспомнишь! Я буду молиться, чтобы это произошло, – прибавил священник.

Отшельник взял паузу, чтобы всё немного улеглось у Алексея в голове.

– Раскрою тебе небольшую тайну, – продолжил отец Михаил. – Если бы Лиза рожала без кесарева сечения, дочка бы выжила, но мама – умерла. Господин в клетчатом пиджаке преследовал цель убить именно малышку. Но смерть мамы его бы тоже не огорчила. Поэтому он выступил как хирург, который бы сделал необходимый надрез. И сделал бы его, разумеется, таким образом, чтобы погибли обе! Понимаешь?

– Не понимаю! – закричал в лицо священнику Алексей. – Почему он тогда этого не сделал, если моя дочь выжила?

– Да потому что он вообще ещё ничего не сделал! – не сдержался и выпалил в ответ отец Михаил. Но в ту же секунду, пристыженный своим поступком, отвернулся. – Прости, прости, я погорячился…

– Как это – не сделал? – иронически, с проблеском сумасшествия засмеялся Алексей.

Отец Михаил резко обернулся и схватил друга за плечи.

– Лёша, не пытайся всё понять в жизни! – С силой тряс он его так, что могильная оградка между ними ходила ходуном. – Человеку это не дано! Просто – не дано! Ты спрашивал меня, почему ты не помнишь девять месяцев? Я могу тебе ответить, только вот поверишь ли ты мне? Память о прошлом определяется поступками в будущем! Соответственно, если ты не ощущаешь чего-то действительно важного в настоящем – значит, ты делаешь что-то не то в будущем! Ну что, понятно хоть что-то? В том-то и дело, что нет! Поэтому просто поверь мне, слышишь?

Он прекратил его трясти и теперь просто держал за плечи и смотрел в упор пронзающим, как кинжал, взглядом:

– Ты слышишь меня? Просто поверь мне! Я же с самого начала сказал тебе, что пришёл не объяснять – а помочь! Ты ничего не помнишь о беременности жены, потому что неправильно поступил при её родах! Постоянство памяти человека объясняется правильностью его поступков… Но главное – тебе дан ещё один шанс! Прежний был на спектакле, когда ты должен был сдержаться и не бить этого юродивого, Юрку. Но ты не сдержался. Ты знаешь, я, наверно, говорю на странном языке, но в нашей среде принято считать, что лучший способ убить грех – не пускать его в своё сердце в самом начале. Но ты его впустил, и он уже дал крепкие всходы в твоей душе, поэтому победить его будет несравненно сложнее. Но теперь тебе дают второй шанс. Не мне решать, будет ли он последним, но на моём веку даже и второй – это редкость! Поэтому сделай то, что считаешь должным!

Освобождённый от цепкой хватки отшельника, Алексей сделал шаг назад и прислонился к оградке, словно его сейчас вырвет.

– Что я должен сделать? – сквозь горькие слёзы запричитал он. Было видно, что морально он окончательно сдался. – Ухаживать за дочкой? Я и так за ней ухаживаю! Я перевёз её в Лизину квартиру, где с ней сидят родители Лизы! Но мне невмоготу там находиться, понимаешь? Невмоготу! Каждый раз, как я подъезжаю к этому дому, – вспоминаю вечер, когда следил за ней! Слышишь – следил! Постыдно, как воришка, как последний предатель! За этой… святой девушкой! Которую я потерял…

– Ты должен её не потерять! – просто ответил отец Михаил.

– Спасибо, батюшка! – юродиво захохотал Алексей и деланно поклонился в пояс, как в деревнях предлагают хлеб-соль. – Отличный совет! Может быть, ты ещё перенесёшь меня в прошлое?

– Да нет никакого прошлого! – буднично вздохнул тот. – Как и времени, в общем-то, нет… Есть только благоухающая жизнь. А если тебе кажется, что она протекает во времени, значит, она не такая уж и благоухающая. И заметь – исключительно по твоей собственной вине… Ты не задумывался, зачем людям посылаются душевные болезни?

Отец Михаил не успел продолжить мысль. На его лице выразилось крайнее смятение. Он смотрел на Алексея, и в его зрачках отразилась вышедшая из-за туч полная луна.

– Пора, Лёша, пора! – быстро проговорил он.

– Что? Что случилось? – забеспокоился Алексей и тоже поднял взгляд на небо. – Это из-за луны? В чём дело?

– Это не луна! – горько, но ласково улыбнулся священник. – Запомни накрепко: вы с ней одно! Слышишь? Одно! И если ты видишь то, что видит она, это ещё не значит, что ты должен умереть её смертью! Это может означать, что она тебя любит и просит тебя о помощи!!! Пора… Не желаю тебе удачи – просто сделай, что должен!

Алексей снова посмотрел на луну, затем на отца Михаила – но его уже не было! Он словно растворился в воздухе или обернулся тёплым дождём, который, вопреки декабрьскому морозу, заморосил с неба. Сначала несильно, но с каждым мгновением всё настойчивей и смелей. Обжигающие капли стекали по волосам Алексея, по его шее и коже. Он взглянул на себя – на нём не было одежды, только какое-то шелестящее полупрозрачное покрывало. Кладбища не было тоже. Оно сжалось до размеров помещения и теперь ярко освещалось луной. Настолько ярко, что Алексей удивлённо поднял глаза на небесное светило, и в глаза ему ударила яркая вспышка прожектора.

Вокруг всё вмиг заходило и засуетилось. Лиза вдруг поняла, что у неё только что случилась галлюцинация от сделанной инъекции. Не капли дождя, а пот градом стекал с её тела, которое словно раздробило пушечным ядром. Где-то высоко под потолком показалось лицо хирурга, который скомандовал начало операции. В его облечённой в длинную перчатку руке сверкнул скальпель. «Как странно, – без сил, незаинтересованно подумала она, – такое ощущение, что всё это только что было… Сейчас загорится прожектор, и хирург разрежет меня надвое… А, нет, свет уже горит!».

– Лёша, Лёшенька… – судорожно, но еле слышно прохрипела Лиза. Она моргнула в ожидании чуда и выкатила глаза, чтобы хотя бы ими дать отпор убийце. В воздухе резко очертилась занесённая рука со скальпелем, готовая вот-вот опуститься для смертельного ранения. В эту секунду двери операционной разлетелись в разные стороны и внутрь взбежал взъерошенный Алексей. Глаза его бешено горели, они искали его – господина в клетчатом пиджаке в обличье врача.

Заметив лжехирурга, парень бросился к нему сквозь толпу медиков и попытался выхватить у него из рук скальпель. Тот ловко отскочил и наотмашь резанул Алексея по щеке. Из глубокой раны потекли капли крови, похожие на гроздья нот в музыкальном этюде.

– Сыграть на тебе траурный вальс Шопена на семь четвертей? – с угрозой проревел господин в клетчатом пиджаке. – На!

И он с силой всадил скальпель Алексею в плечо, причём дважды успел его провернуть, прежде чем молодой человек что-либо понял и отшатнулся назад. Хирург мастерски прокрутил своё смертельное орудие между пальцев, как делают это фокусники с монеткой.

– Как ты ещё ходишь по этой земле! – со злобой прошипел он и сделал ложный выпад. – Впрочем, это легко исправить!

С этими словами он вывернулся и по рукоятку вонзил скальпель Алексею в ногу. Зарычав от боли, парень, тем не менее, успел ухватить врага за халат и опрокинуть его на пол. Одной рукой господин в клетчатом пиджаке вцепился противнику в горло, а другой ещё сильнее всадил скальпель внутрь. Но Алексей сделал то, чего меньше всего ожидал хирург. Он обхватил руку лжеврача своей, чтобы обездвижить его, даже несмотря на сверлящую боль. А другой нащупал на своей груди цепочку, рывком сорвал её и нижним концом крупного нательного крестика ударил душителя в глаз.

По всей видимости, крест прошёл глубоко, разрушил яблоко и задел зрительный нерв, потому что господин в клетчатом пиджаке закричал и отпустил Алексея. Тот выдернул из ноги скальпель и с остервенением вонзил его хирургу в сонную артерию. Фонтан крови залил Алексею лицо, но он, не переставая, бил обмякшего противника в шею. Господин вскоре перестал подавать признаки жизни, на полу образовалось целое озеро крови, а её брызги запачкали всё вокруг в радиусе полутора метров. Алексей отбросил в сторону орудие убийства и подбежал к Лизе:

– Принцесса моя, красавица, золотце! Как ты? – дрожащим голосом залепетал он.

Девушка увидела перед собой окровавленное лицо любимого, вскрикнула и лишилась чувств. Врачи и медсёстры в операционной замерли на месте, боясь пошевелиться и тем самым выдать своё присутствие. Алексей окинул их взглядом и грозно приказал:

– Нужен хирург! Кто из вас хирург? Быстро отвечать!!!

Молоденькая девушка сделала шаг вперёд и, заикаясь, прошептала:

– Я только после ординатуры…

– Милая моя! – подбежал к ней Алексей и схватил бедняжку за плечи. – Сейчас ты сделаешь моей жене кесарево сечение! Ничего не бойся, я не причиню тебе вреда, обещаю! Ты прекращаешь дрожать и начинаешь делать свою работу – спокойно и качественно! Это относится ко всем!!! А я – забираю труп и не появляюсь здесь, пока ты меня не позовёшь! Понятно? Всё понятно???

– Да, да! – закивала девушка.

– Давай, родная моя! Говори: скальпель, там, зажим… Ну, всё что надо! А вы все – в её полном подчинении! Да за работу же!!!

Бледные медики вновь заняли свои места, а хирург потребовала произвести санацию и принести ей новый набор инструментов. Алексей поцеловал в лоб лежащую без чувств жену и постоял возле неё несколько секунд. Наконец, убедившись, что всё под контролем и его присутствие может только навредить делу, он выволок тело господина в клетчатом пиджаке и закрыл за собой двери операционной.

Через пару минут парень услышал сдавленный стон жены и хотел уже было влететь обратно, но заставил себя остаться в коридоре. К тому же картина зрелого мужчины с практически отрубленной головой могла напугать вновь прибывших рожениц, и Алексей боялся оставить их без предупреждения. Он подбежал к окошку регистратуры и попросил позвать анатома с тележкой, но грузная старуха успела лишь привстать со своего места и рухнула в обморок.

– Чёрт! – выругался он. – Я совсем забыл, что весь в крови! Но зачем я говорю такие слова. Прости, Господи, прости! Помоги ей, Господи, молю тебя!

Афанасьев нашёл на этаже уборную и, насколько это было возможно, смыл со своего лица и одежды запёкшиеся бурые пятна. Господин в клетчатом пиджаке, разумеется, по-прежнему лежал в коридоре, и от его туши уходил багровый след к дверям операционной.

– Да куда же мне его девать? – развёл руками Алексей. Впрочем, не долго думая, он оттащил его в тот же туалет, посадил на унитаз, надёжно закрыл кабинку, а на дверце написал кровью «Закрыто». Затем заново вымыл руки и одежду и вернулся ко входу в операционную с половой тряпкой, чтобы смыть кровавый шлейф с кафеля. Через полчаса гнетущего, разрывающего на части ожидания раздался пронзительный детский крик…

 

– Да я в сотый раз вам повторяю: она спит! – медсестра героически преграждала Алексею вход в палату. – Вам же доктор всё рассказал! Операция прошла успешно. Ребёнка вы уже видели. Никаких отклонений ни у мамы, ни у дочки не наблюдается. Ну спит она, неужели вы не можете понять! После родов, бывает, сутки спят, и больше! С ней всё в полном порядке!!! Вот проснётся – зайдёте тогда. И то – на минутку!

После бессонной ночи Алексей несколько часов атаковал медсестёр, пытаясь пройти в палату на втором этаже, куда Лизу перевели сразу после родов, в половине двенадцатого ночи. Молодого человека, разумеется, внутрь не пускали, а на все предложения немедленно доставить всё необходимое отвечали, что роженица ни в чём не нуждается, кроме тишины и покоя. Наконец, в десять часов утра появился главврач и объявил Алексею, что Лиза проснулась, но побыть с ней разрешается не более пяти минут. Кроме того, доктор пообещал принять меры в случае, если у девушки произойдёт нервный срыв от воспоминаний о болезненных родах.

Молодой папа собрался с духом и вошёл в палату. Его любимая лежала на больничной койке, чёрная и обессилевшая. Долгий сон не принёс ей желанного отдыха, а глаза то и дело беспомощно закрывались, и Лиза на секунду проваливалась в дремоту. Однако, когда она заметила перед собой Алексея, лицо её исказилось гримасой ужаса.

– Не подходи! – свирепо, но хрипло прокричала Лиза. – Не подходи ко мне, пожалуйста! Ты убил его!!! Прямо на моих глазах…

– Принцесса моя! – вкрадчиво, мягко заговорил Алексей. – Мне всё рассказали о твоих страданиях и видениях. Не волнуйся, я ровным счётом ничего не совершал! Всё это время я находился в приёмном покое и молился за тебя, Лизанька…

– Убийца! – не веря лжи и не давая одурачить себя, твёрдо повторила девушка. – Я всё видела своими глазами!

– Успокойтесь, пожалуйста! – авторитетно вмешался в разговор доктор, который до этого стоял в стороне. – Как врач, я могу вас заверить, что никаких преступлений за время вашего пребывания у нас на территории больницы не было! Вам вкололи сильнодействующий анальгетик. Побочным эффектом препарата является кратковременное нарушение логических связей, специфическое ощущение течения времени и в редких случаях – галлюцинации. Не волнуйтесь, при правильной постродовой реабилитации любые подобные видения исключены. Вам померещилось, по всей видимости, какое-то страшное деяние. Но ничего подобного в действительности не наблюдалось…

Лиза перевела боязливый взгляд с доктора на Алексея и обратно. Их лица выражали сочувствие и беспокойство. Но беспокойство, вызванное её состоянием, а не произошедшим преступлением, которого на самом деле не было. Кроме того, она не заметила на теле Алексея вчерашних ран: ни на щеке, ни на плече; он не хромал… Девушка тяжело выдохнула и задышала часто и аритмично. Кровь застрочила пулемётом в её висках, а недоверчивое сердце забилось в два раза быстрее. Вместе с тем отступившие немного душевные страдания сменились приступом резкой боли в области живота. Молодая мамочка закричала, схватилась за зашитый надрез и едва не потеряла сознание.

Алексей было сорвался с места, чтобы подбежать к любимой, но доктор с лёгкостью отстранил его лёгким, но властным движением руки и приблизился к пациентке. Он назвал лекарство, которое немедленно было введено медсестрой в капельницу Лизы. Спустя пару минут лицо молодой мамы прояснилось, и на нём даже появилось слабое подобие улыбки.

– Так, значит, ничего этого не было? – шёпотом спросила она.

– Ровным счётом ничего! – поторопился заверить её Алексей.

– Временное помутнение рассудка без последствий для организма и психического состояния нашей героини! – вмешался в разговор доктор. Его сухой, профессиональный тон, разбавленный личным эмоциональным участием, придал Лизе сил. Мама попросила увидеть дочку. – Она в стационаре на сутки. Вы навестите её в любой момент, когда сможете встать. Но пока – строгий постельный режим! Не буду вам мешать, но помните, Алексей: пять минут, не больше! От этого зависит здоровье вашей драгоценной супруги…

И доктор вышел, пожелав маме меньше двигаться и набираться сил для полноценной, счастливой жизни уже втроём… Алексей никак не мог наговориться. Он целовал Лизу в губы, лоб и руки, весь сиял от радости и всё повторял, что любит её больше всего на свете и теперь всё будет иначе!

– Любовь моя, Лиза! – не своим голосом лепетал он. – Мы переедем в загородный дом, на природу! Будем путешествовать! Давай сразу улетим куда-нибудь в тёплые края, как только вас выпишут! Втроём, с дочкой! Как мы её назовём? Я ею любовался всё утро, у неё твои черты… Я так счастлив видеть тебя!!! Я хочу жениться на тебе ежедневно! А каждую годовщину мы будем проводить торжественные церемонии в самых разных уголках земли! Ты хочешь? Когда у нас, кстати, годовщина?

– Двадцатого апреля! – даже обиделась Лиза. – Ты забыл?

– Нет, конечно, нет! – скороговоркой запричитал Алексей. – Я всё помню! Просто так всё сразу навалилось… Я теперь всегда буду вновь проживать в памяти каждый наш день с тобой! Двадцатого апреля мы полетим в Грецию! Хочешь? Устроим настоящую свадьбу на каком-нибудь острове, а в самый разгар вечера отчалим в море на яхте! Хочешь? Я так люблю тебя, Лиза! Так люблю! Больше жизни! Слышишь меня? Я теперь всегда буду с тобой, я обещаю! Я люблю тебя…

Он беспрестанно целовал Лизе руки и тараторил настолько бессвязно, что девушка даже подумала, не повредился ли он умом от переживаний. Впрочем, долго побыть вместе влюблённым не удалось, потому что в палату вошла медсестра и попросила Алексея дать маме отдохнуть. Он покорно кивнул, вновь горячо поцеловал Лизу и поднялся с колена с обещанием никогда больше не оставлять любимую. Напоследок, уже перед дверью, он обернулся и вдруг увидел свою жену в ослепительно-белоснежном платье, в каком она была на их свадьбе.

– Я вспомнил! – ошеломлённый, воскликнул Алексей и замер на месте от величия момента.

– Что ты вспомнил, родной мой? – лицо Лизы сияло от счастья.

Молодой человек замялся, но собрался с мыслями и ответил вдохновенно и с жаром:

– Я вспомнил, для чего Бог впустил нас в этот мир! Чтобы мы вот так смотрели друг на друга и радовались этому бесконечному дару быть вместе – всегда! Теперь, с рождением нашей дочки, мы будем жить бес-ко-нечно! Мы бессмертны, Лиза…

Он подбежал к супруге и горячо поцеловал её в губы.

– Бессмертны! – экзальтированно и в то же время просто повторил он. Лиза улыбнулась и закрыла глаза от навалившейся на неё усталости.

– Я посплю немного… – тихо прошептала она.

– Пора, пора! – настояла медсестра, увидев состояние девушки.

– Конечно! – ответил им обеим Алексей и направился к выходу. Перед дверью он снова обернулся и послал Лизе воздушный поцелуй. Затем перекрестил её в воздухе, перекрестился сам и, невольно улыбнувшись, вышел.

 

Читать далее — эпилог

К оглавлению

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.