Это — сон №73 из собрания сновидений Михаила Кожаева
В одну из ночей на границе осени и зимы я гуляю в одном из развлекательных заведений. В разгар веселья я по своему обычаю исчезаю и оказываюсь в воображаемом районе частных домов. Вначале об их расположении ничего нельзя заключить, но позже выясняется, что они находятся около артиллерийского института.
В кромешной тьме я оказываюсь в ветхом доме с деревянным настилом из досок на полу. Чувствуя себя, как рыба в воде, я расхаживаю взад-вперёд по комнате с гитарой в руках и наигрываю какую-то песню. Головой при этом я иногда касаюсь острых ветвей высокого кустарника, растущего поблизости, и все мои неудобства усугубляются тем, что на улице идёт дождь, и противная холодная вода капает через громадные дыры в крыше.
В определённой части мелодии появляются Мария и Ирина, с кафедры психологии. Обе они внимательно смотрят на меня и с удовольствием меня слушают, правда, так сладко при этом улыбаясь, как будто замышляют что-то хитрое. Неожиданно меня начинает клонить в сон, и я странным образом засыпаю, так что не замечаю этого факта до тех пор, пока не просыпаюсь из более глубокого сна.
Открывая глаза, я понимаю, что уже утро, что на улице светло. Моим первым желанием является поскорее покинуть приютивший меня заброшенный дом, и по пути к «парадному» забору (там, где «официальный» выход) я оказываюсь на углу с пограничным, соседним владением.
С тяжёлой головой я осматриваю местность: это улица Мира, примыкающая к проспекту Ленина. От тротуара и асфальтовой дороги меня отделяет только старая оградка с дырой от прогнивших досок, в которую легко можно пролезть. Что я и делаю. Как вдруг с огромным дискомфортом нравственного характера я замечаю, что иду в одном нижнем исподнем. И, чтобы не потерпеть позора от чужих глаз, я внутренне сосредотачиваюсь и усилием мысли через секунду переношу себя в гимназию.
Первым человеком здесь я встречаю отца Льва. Протоиерей всё про меня знает. Чтобы удостоверить это для меня, он сообщает мне, что я делал вчера, о чём думаю сейчас, чего хочу достичь завтра. Другими словами, проявляют полную осведомлённость, даже всеведение относительно меня. Затем священник уходит в свой кабинет, а я собираюсь подняться на второй этаж.
Но у первой ступени лестницы мне встречаются два церковных иерарха. Оба они одеты в ризы белого духовенства цвета чая с молоком, причём молока больше. Несмотря на это, а, скорее, в силу стремления давать всему сущему имена, я называю их про себя «χωρепископами» (это должность в древней Церкви, нечто вроде викарного епископа).
С первым из них я здороваюсь традиционным образом: мы жмём друг другу руки и единократно лобызаемся. А со вторым выходит небольшая заминка. Я пытаюсь поприветствовать его так же, как и первого, но он оказывается более строгим. Дозволяя мне только пожать ему руку, χωρепископ одновременно с этим принуждает, не отпуская соединённых ладоней, поклониться чуть влево, хотя в ответ кланяется мне и сам.
По окончании этого церемониала мне, наконец, удаётся достигнуть второго гимназического этажа, где я немедленно сажусь на диван. Поблизости прогуливается человека три, по виду все они гимназисты. К моему соседу слева, мальчику лет двенадцати, с испытующим видом подходит учитель и, показывая пакет с варёным рисом, задаёт задачку:
– Почему из этого, – спрашивает он, – может получиться бомба?
Мальчик не знает ответа на эту уловку и досадливо молчит. Тогда я, известный сноб, непременно хочу похвастаться своими знаниями. С некоторой настойчивостью, хотя и довольно корректно, я выдвигаю свою кандидатуру на объяснение и даю исчерпывающий комментарий.
– Во-первых, – начинаю я, – рис созревает, и из одной рисинки получается много риса. Во-вторых, при разварке семена риса становятся активными и увеличиваются в размерах многократно в короткий срок, в результате чего и взрываются.
Я остаюсь настолько доволен своим ответом, что нисколько не сомневаюсь не только в его правильности, но и в обоснованности и красноречивости изложения. Во сне это следствие вытекает, очевидно, из рассуждений и надежд на завоевание второй потанинской стипендии, за которую я тогда боролся.
07.12.2005, перед объявлением результатов
конкурса на потанинскую стипендию